Священная ложь - Стефани Оукс

– Ты про что? – спрашиваю я, разрывая зубами верхушку одного эскимо.

– Весной всегда начинается. То мороженое раздают, то импровизированный аквапарк во дворе устраивают, то пикник в столовой…

– Здорово, – говорю я, а когда Энджел бросает на меня недоуменный взгляд, спрашиваю: – А почему весной?

– Статистически доказано, что с потеплением чаще всего начинаются тюремные бунты. Таблетки, конфетки и взятки – проверенный способ удержать нас в узде, чтобы мы вели себя прилично. Надо будет поспрашивать охранников; кто-нибудь наверняка видел, как мороженое приносит сама мисс Нью, а никакие не волонтеры из продовольственного банка.

– А сейчас правда весна? – спрашиваю я.

Энджел недовольно косится в мою сторону.

– Ты вообще меня слушаешь?

– Я люблю весну… – Посасывая кончик ледышки со вкусом лайма, вытягиваюсь на койке в полный рост. – Весной мы вместо синих платьев надевали серые. И я всякий раз верила, что уж в этот год будет по-другому.

Энджел забирается на свою койку, бормоча под нос, что мозги у меня совсем набекрень поехали.

…В это время года в горах обычно лежал снег, но в воздухе уже чувствовалось, что лес понемногу заигрывает с весной. Бывало так, что я шагала между облаченными в иней деревьями, торопясь на встречу с Джудом, и меня вдруг оглушало зеленым запахом дикого лука или тыквы. Ароматы доносились даже сквозь метровый слой снега, будто растения умоляли их дождаться: они там, глубоко, еще дремлют, но скоро развернутся в полную силу. В тюрьме ничем не пахло – только едой из столовой и чистящими средствами, – однако Джуда все равно не хватало так сильно, что из глаз брызгали слезы. Как и говорила Энджел, воспоминания окружали меня повсюду.

Было время, когда мы с Джудом еще не любили друг друга. Когда только начинали сознавать, причем оба, что такое дружба. Именно тогда Джуду пришла в голову мысль построить домик на дереве. Это была наша первая общая весна. Мы почти каждый день встречались у лиственницы, а если мне не удавалось ускользнуть из Общины, Джуд писал коротенькие записки и сажал их на крохотный гвоздик. Когда я призналась, что не умею читать, он стал рисовать картинки.

Потом мы подросли, и он перестал рисовать. Вместо этого писал три слова – слова, которые я прочитала бы даже в самой кромешной тьме: «Скучаю по тебе».

В один из таких ранних весенних дней Джуд, выйдя из леса, достал из кармана самосшитых штанов длинный кусок пирога в целлофановой пленке.

– Это еще что? – удивилась я.

– «Твинки»[7], – сказал он, хитро блеснув глазами.

– Откуда он у тебя?

– Снизу. – Джуд кивнул в сторону города.

– Ты там бываешь?! – поразилась я.

Нашу Общину дозволялось покидать лишь Пророку, чтобы достать самую необходимую провизию. Только ему хватало святости устоять перед соблазнами язычников.

– Папа иногда ездит на машине купить припасов, – ответил Джуд. – Обычно за всякими инструментами. Бывает, привозит и еду.

Он протянул мне «Твинки». Я разорвала пластиковую обертку. Та неприятно скрипнула на зубах. Прямо над левым ухом Джуда уселась голубая сойка, но я не сказала ни слова, потому что в эту минуту ощутила языком вкус пирога. Зрачки, наверное, вмиг распахнулись, а щеки залились румянцем. Потому что я в жизни не пробовала ничего вкуснее.

– Знаешь, я тут подумал… – начал Джуд.

– М-м-м? – переспросила я с набитым ртом.

– Нам нужно какое-то особое место для встреч. Вроде клуба.

Я с трудом прожевала сдобное тесто.

– Что такое клуб?

– Место, где можно собираться и болтать о всяком. Как в «Маленьких негодяях»[8].

Я смущенно покачала головой.

– Это про мальчиков, которые играли во всякие игры и устраивали себе приключения, – пояснил Джуд.

– А где они жили?

– Ну, нигде конкретно. Они выдуманные. Из кино.

– У тебя есть телевизор?!

С тех пор как мы переехали в эти места, я ни разу не видела телевизор.

– Раньше был. Папа еще давно нашел большой металлический шест, поставил его рядом с домом и соорудил какой-то прибор, который ловит в небе всякие шоу. Поэтому мы смотрели и «Маленьких негодяев», и «Лаверну и Ширли»[9], и «Я люблю Люси»[10]. Тебе бы, наверное, про Люси понравилось, ты очень на нее похожа…

– Кто такая Люси?

– Женщина из кино. Я же тебе говорю. Она, как и ты, много болтает.

Вспыхнув, я опустила голову. Пророк всегда учил, что главная женская добродетель – это безмолвие. Прежде я старалась вести себя тихо, однако, встретив Джуда, никак не могла наговориться.

– Извини, – пробормотала я.

– Я не о том. Просто ей есть о чем рассказывать. Она со всеми делится сплетнями. С подругой Этель, с Рики… Это ее муж. Он кубинец, играет в музыкальной группе, и Люси иногда танцует на его выступлениях.

– Что значит «кубинец»?

– Он из такого места… Вроде острова, там всегда жарко.

– Это где-то рядом?

– Нет, до него три тысячи километров.

– Ух ты!

– В общем, я решил, что нужно построить наш клуб здесь, на полпути между моим домом и твоим.

– Его могут найти, – предупредила я.

К этому времени Джуд уже знал про дьяконов и предложил построить домик высоко на дереве, где никто не станет искать. Он умел выстругивать из палых деревьев доски, так что мы соорудили в ветвях лиственницы нечто вроде хижины. Строили долго; под конец работ дерево уже стало облачаться в горчично-желтый наряд. Сквозь тонкие стены доносились осенний запах земли и древесное дыхание.

К одной из стен Джуд прибил цветную фотографию, где рядом со светлым долговязым мужчиной стояла темнокожая женщина в пышном белом платье, отделанном сиреневыми кружевами. В рамке под картинкой виднелась какая-то подпись карандашом.

– Что здесь написано? – спросила я.

– «Вейлон и Лоретта», – ответил Джуд. – «В день нашей свадьбы».