Час презрения - Анджей Сапковский

У стены группа подростков играла в волчок на деньги. Волчок,обмотанный шнурком, надо было ловким, напоминающим щелчок бича рывком заставитьвращаться так, чтобы он накручивал круги по начерченным мелом полям. Цириобыгрывала в волчок большинство мальчиков в Скеллиге, обыграла и всех послушницв храме Мелитэле. Она уже собиралась было вступить в игру и освободитьсорванцов не только от медяков, но и от залатанных штанов, когда ее вниманиевдруг привлекли громкие крики.

На самом конце шеренги палаток и будок стояла притиснутая кстене и каменной лестнице странная полукруглая выгородка, образованнаяполотнищами, растянутыми на саженной высоты шестах. Между двумя шестами былвход, который загораживал высокий рябой мужчина в стеганке и полосатых штанах,заправленных в матросские сапоги. Перед ним теснилась кучка людей. Сунув вгорсть рябого несколько монет, люди по одному скрывались за полотнищем. Рябойкидал деньги в большое сито, позвякивал ими и хрипло выкрикивал:

– Ко мне, добрые люди! Ко мне! Собственными глазамиувидите самое страшнейшее страшилище, какое только боги создали! Ужасть истрах! Живой василиск, ядовитое страховидло зерриканских пустынь, воплощение дьявола,ненасытный людоед! Такого чудовища вы еще не видели, люди! Только чтопойманное, из-за моря на корабле привезенное! Взгляните, взгляните на живого,злострашного василиска собственными глазами! Последняя возможность! Здесь, уменя, всего за три пятака! Бабы с детьми – по два!

– Ха, – сказала Цири, отгоняя от груши ос. –Василиск? Живой? Надо обязательно взглянуть. До сих пор я видела толькогравюры. Пошли, Фабио.

– У меня кончились деньги.

– У меня есть. Я заплачу. Пошли смело.

– Полагается шесть. – Рябой взглянул на брошенныев горсть медяки. – Три пятака с особы. Дешевше только бабы с детьми.

– Он, – Цири ткнула в Фабио грушей, –ребенок. А я – баба.

– Дешевше только бабы с детьми на руках, –заворчал рябой. – Ну, давай, добавляй еще два пятака, хитроумная девка,или валяй отседова и пропусти других. Поспешите, люди! Осталось всего трисвободных места.

Пришлось добавить.

За выгородкой из полотнищ толпились горожане, плотнымкольцом окружая сколоченное из досок возвышение, на котором стояла покрытая ковромклетка. Запустив недостающих до комплекта зрителей, рябой запрыгнул на помост,взял длинную палку и сдернул ковер. Понесло падалью и отвратительной вонью.Зрители зашептались и малость отступили.

– Осторожнее, добрые люди, – упредил рябой. –Не слишком близко, это опасно!

В клетке, явно ему тесной, свернувшись клубком, лежал ящер,покрытый темной чешуей со странным рисунком. Когда рябой стукнул по клеткепалкой, гад зашевелился, зашуршал чешуйками по прутьям, вытянул длинную шею ипронзительно зашипел, демонстрируя острые белые конические зубы, резкоконтрастирующие с почти черной чешуей, обрамляющей пасть. Зрители охнули.Залился лаем кудлатый песик, которого держала на руках женщина с внешностью торговки.

– Смотрите внимательней, – крикнул рябой, – ирадуйтесь, что в наших сторонах подобные чудища не обретаются! Вот чудовищныйвасилиск из далекой Заррикании! Не приближайтесь, не приближайтесь, потому какхоть он и заперт в клетке, но одним токмо своим дыханием может отравить!

Цири и Фабио наконец протолкались сквозь кольцо зрителей.

– Василиск, – продолжал с возвышения рябой,опираясь на палку, как страж на алебарду, – это самая что ни на естьядовитая гадина на свете! Ибо василиск – царь всех змей! Если б василисков былобольше, наш мир пропал бы бесследно! К огромному счастью, это чудовище редкое,ибо рождается из петушиного яйца. А сами знаете, люди, что яйца сносит некаждый петух, а только такой паршивец, который на манер квочки другому петуху гузкуподставляет.

Зрители дружным смехом прореагировали на шутку. Не смеяласьлишь Цири, все время внимательно рассматривавшая существо, которое,раздраженное шумом, извивалось, билось о прутья клетки и кусало их, тщетнопытаясь расправить в тесноте исковерканные крылья.

– Яйца, таким петухом снесенные, – тянулрябой, – должны сто и одна змея высиживать! А когда из яйца проклюнетсявасилиск…

– Это не василиск, – заметила Цири, откусываягрушу. Рябой косо глянул на нее.

– …А когда выклюнется василиск, говорю, –продолжал он, – тогда он всех змей в гнезде пожрет, их яд поглотит. Новреда ему от того никакого не будет. Сам же ядом так надуется, что не токмозубом забить сумеет и не прикосновением даже, но дыхом одним! А ежели конныйрыцарь возьмет и пикой василиска проткнет, то яд по древку вверх ударит иодновременно седока с конем на месте повалит.

– Это неправдивая неправда, – громко сказала Цири,выплевывая семечко.

– Самая наиправдивейшая правда! – возразилрябой. – Убьет. И коня и седока убьет!

– Как же, жди!

– Тихо, мазелечка! – крикнула торговка ссобачкой. – Не мешай! Хотца нам полюбопытствовать и послушать!

– Перестань, Цири, – шепнул Фабио, ткнув ее в бок.

Цири фыркнула на него и полезла в корзинку за очереднойгрушей.

– От василиска, – рябой повысил голос, перебиваянарастающий меж зрителей шум, – каждый зверь в тот же миг сбегает, кактолько его шипение услышит. Каждый зверь, даже дракон, да что там, коркодрилдаже, а коркодрилы невозможно страшные, кто их видел, тот знает. Одно толькоединое животное не боится василиска – это куна. Куница значит. Куна, как толькочудовище в пустыне узрит, тут же в лес как можно шибчей мчится, там толькоодной ей ведомое зелье выищет и съест. Тогда василисков яд уже куне не страшени она может его насмерть загрызть.

Цири хохотнула и издала губами протяжный, совершеннонепристойный звук.

– Эй, мудрила! – не выдержал рябой. – Ежелитебе что не нравится, убирайся отседова. Нечего силком слушать и на василискапялиться.

– Никакой это не василиск.

– Да? А что же оно такое, мазель мудрила?

– Выворотка, – заметила Цири, отбрасывая хвостикгруши и облизывая пальцы. – Обычная выворотка. Молодая, маленькая,изголодавшаяся и грязная. Но выворотка, и все тут. На Старшей Речи – выверна.

– О, гляньте-ка! – воскликнул рябой. – Ишь,какая умная да ученая к нам заявилась! Заткнись, не то я тебе…