Влюбиться в эльфа и остаться в живых - Александр Талал

– Почитай историю! Открой легенды и мифы! – разошлась Раиса. – Как испарились инки! Как настигли Гоголя его страхи! Что есть магия, как не реализация наших страхов и желаний, пороков и достоинств с помощью непреодолимой энергетики чувств? Про царицу Сююмбике почитай! И про…

Остановившись у зеркала, Женя слушал Раисино отражение. Он ждал неоспоримых выводов и не мог поверить, что лекция окончена. Растревоженная в нем здоровая любознательность поинтересовалась: если в целях научного эксперимента ударить кулаком по зеркальной Раисе, расколется ли вдребезги Раиса реальная?

– Вы мне сейчас тут много всякого околонаучного поведали. Вы мне этим что хотели доказать? Электрон бывает и здесь, и там, значит, я – орк?

Раиса помолчала, всматриваясь в свои войлочные тапочки.

– Я, Женечка, домой пойду. Устала. Оставь девчонку в покое, пока не поздно. Может, уже и поздно. К тебе теперь даже наши не знают, как относиться. Все от решения Федора Афанасьевича зависит.

– Да кто он мне, этот ваш Федор Афанасьевич?! Он мне никто, и звать его никак!

Скрипнув тахтой, Раиса поднялась и пошаркала к выходу с рукописью в руке.

– Он тебе Принц. А звать его – Федор Афанасьевич… – и Раиса произнесла фамилию еще одного известного предпринимателя, владельца заводов, газет, пароходов, знакомую Жене из сводок новостей. – Оставь девчонку. Себя не жалеешь – о других подумай. Решил, девочка понравилась? Это тебе не хиханьки. Это грозит глобальной катастрофой. Пойди, покайся, признай ошибки. Эльфа побей какого-нибудь. Девочек много. Вон, Пашка тебя познакомит. Приличная оркская девочка из хорошей семьи тебе нужна.

– Подождите. – Женя зигзагами вилял за Раисой, пытаясь обогнать ее в узком коридоре. – Какой катастрофой? – он вспоминал слова из романа, который под конец трехдневной работы читал урывками, на случайно открытых страницах, и не в хронологическом порядке. – «Реки повернут вспять, солнце взорвется, горы обратятся в песок, полюса поменяются местами…» Вы об этом? Как вы это объясните?!

– Как бабочку Рэя Брэдбери, – достигнув двери, Раиса повернулась к нему, и Женя обратил внимание, как внезапно и резко рассекла ее обычно моложавое лицо сетка морщин. – Про царицу Сююмбике почитай! И как потерял голову пират Черная Борода! Между прочим, некоторые ученые объясняют переполюсовку магнитных полюсов Солнца именно наличием огромных количеств зеркального вещества, – ее интонации заиграли было профессиональным азартом и увлеченностью, но при виде вытянутой Жениной физиономии она снова поникла.

– Мне нужны доказательства. Я не могу поверить на слово в этот бред. Покажите мне научный труд, в котором доказывается, что я орк. Можете вы это сделать?

– Нет. Но я знаю, что вижу, – Жене стало еще больше не по себе: маленькие и цепкие Раисины глазки неотрывно смотрели прямо на него; скользнув наверх, к макушке, они опустились по кромке лица, по линии невидимого каре, к плечу, словно проверяя, все ли на месте, и вернулись к его глазам. Фоном опять всплыло уже мелькавшее сегодня в мыслях выражение «зеркало души». Женя вспомнил, что два зеркала, расположенные одно против другого, отражают друг друга до бесконечности. – Тебе ведь не обязательно знать, как работает микроволновая печь, чтобы подогреть в ней бутерброд?

Каждый ответ на его вопросы увлекал его все дальше в закоулки новых вопросов, не давая никакого понимания. По собственной воле он забрел в лабиринт, где любой поворот был обманчив, потому что не выводил его к желанному прямому коридору, но он не мог остановиться, возлагая надежды на то, что ждет его за очередным углом, и рискуя не найти путь обратно. Он решил перечеркнуть лабиринт, разрубить гордиев узел, не ломать голову над эфемерными определениями в кроссворде, а сложить вчетверо газету, где напечатан этот кроссворд, и найти ей реальное применение, прихлопнув реальную, скажем, муху.

– Раиса Леонидовна. Что вы искали в моей квартире?

– Что? – старушка рассеянно подняла брови.

– Рукопись лежала на видном месте. Что вы искали в моей квартире?

Ее глаза заблестели, в них появился план. Жене показалось, что Раиса хочет попросить его о чем-то. Но вместо этого она опустила голову и повернулась в профиль, шаркнув тапочком по половику. Холодная лампа дневного освещения на лестничной клетке встретила и посеребрила ее волосы.

– Что искала, того не нашла. Ни на что не гожусь. Попалась при исполнении. И вдобавок наболтала тебе, чего не нужно. С опальными запрещено иметь дело. Друг нашего врага – наш враг.

В последней фразе появились стальные нотки; Раиса как будто рассказывала зазубренный текст на экзамене. Она взялась за перила и заковыляла к лестнице, а вместе с ней – Женин единственный шанс в чем-либо разобраться. Он шагнул за ней через порог квартиры и повторил:

– Мне нужны доказательства! Как мне открыть третий глаз? В Тибет поехать? Как мне увидеть? Я должен знать, что я не сумасшедший!

Не отпуская перил, словно из страха поддаться на Женины уговоры, Раиса безнадежно махнула рукой, заметила, что до сих пор держит в ней рукопись, и протянула ее Жене.

– Я тебе больше ничего не скажу, – она поискала ногой свалившуюся тапочку и, дабы оправдать заминку с достоинством, все же добавила: – Мячики всегда падали вниз с ускорением. Но не всегда мы знали, с каким и почему.

После ухода нарушительницы границ его частной территории Жене вдруг стало одиноко. Вряд ли был в истории человечества случай, чтобы хозяин так сильно затосковал без вора. В бессильном отчаянии он обозревал перевернутую вверх дном гостиную, лежащее в руинах государство, где государь и подданный – одно и то же лицо, а больше никого. С чего начать приводить в порядок жизнь, обращенную в хаос? С утюга? Банки со шпротами, давшей течь? Собрания сочинений Ильфа и Петрова? Смешно. Не к тому, что Ильф и Петров смешно писали, а в смысле, глупо.

Женя аккуратно откинул носком ботинка пару книг, коробку с нитками, керамическую таксу, как археолог, щеточкой отделяющий налипшее от ценного артефакта, пока из развалин не показался залапанный до лоска темно-зеленый вельветовый переплет. Можно начать с семейного фотоальбома, волей случая вырвавшегося из заточения.

Он раздвинул ворох рисунков-иллюстраций, освобождая место на паркете, и уселся прямо на пол, а рукопись положил рядом, на тахту. Прежде чем раскрыть альбом, он бросил взгляд на потрепанный уже корешок манускрипта сказки, но не понял, что именно его озадачило, и откинул вельветовую обложку.

Пожелтевшие черно-белые образы бабушек и дедушек на хрупкой бумаге, какие-то дети на велосипедах и в шапочках, похожих на тюбетейки, спортивные девушки с веслами – все это казалось доисторической эпохой, про которую он знал понаслышке и которая могла с тем же успехом существовать в картинках к книгам Толкиена. Контрастное «чебэ» сменилось сочными красками цветного фото, похожего на живопись, со слишком пронзительной голубизны небом, слишком залитыми солнцем улицами; затем более тусклыми оттенками, где красный мало отличался от коричневого, и в целом все выглядело пастельно. Рукопись упорно притягивала его глаз как магнит. Приняв ее от Раисы, он сразу почувствовал изменение – она стала тяжелее, что ли… Каким-то глубинным мозговым центром он понимал, что разгадка очень проста, но сейчас не был способен даже на простые решения.