Чарующее зазеркалье - Елена Сибирко

–Ох уж эти русские, – закатил глаза Вэд.

–Ну и пусть говорит, – сказал Максимилиан, всё ещё не выпуская меня, хотя я уже и не сопротивлялась.

–И всё-таки, макс, признайся, что ты ревновал меня к Вэду?

–Да, милая.

–А ведь обещал этого не делать, помнишь?

–Да, милая.

–Но я не обижаюсь.

–Да милая.

Дождь со всех сторон хлестал целующуся парочку, но для них он перерастал в блаженство, и лишь раненный Вадим, пытавшийся укрыться в наспех сооруженной палатке, звал их под крышу, угрожая простудой, но и он ничего не значил для тех, кто только что склеил разбивающееся счастье. И кто дорожит им теперь больше, чем жизнью.

–Он ваш муж? – спросил Вадим меня, когда всё-таки насквозь промокшие мы забрались в палатку.

–Нет, но я люблю его.

–Понятно, – он помолчал секунду, а потом вновь заговорил, только на другую тему. – странно. Я давно нахожусь в горах и почти никогда ещё не видел дождя, такого дождя. Тем более на высоте восьми тысяч футов.

–О чём говорите? – спросил Макс, заходя в палатку. Он привязывал лошадей и лечил ноги Марты. – Боюсь, что надолго мы здесь не задержимся, более того, в уже нескольких милях от нас племя кхамба, а это очень опасно при нынешних обстоятельствах.

–Я так и не понял, почему они преследуют вас, – вмешался Вэд. Макс посмотрел на меня:

– У них личный интерес.

Француз перехватил этот взгляд и, вероятно, всё понял.

–Максимилиан, милый, ты так вымок, – я поправила его волосы и чмокнула в губки, – я пойду собирать вещи. Не протестуй, я так хочу.

Максу ничего не оставалось, кроме как согласиться, но лишь только я вышла из палатки, он схватил Вадима:

–Не смей даже прикасаться к ней. Елена не для тебя, и не пялься на неё так, понял? Я спрашиваю тебя: «Понял?»

–Да, да, осторожней с рукой.

–Мы едем в Лонгдо ещё два дня. Потом всё. Я простил тебе один поцелуй, но не больше. Она моя, моя, понял? – Макс отпустил его.

–Но Елена же не принадлежит тебе, она же даже не жена. И если мне захочется…

–Не захочется. И ещё. Тебе мало моих кулаков в детстве, Вэд, ну так слушай, трус, эта женщина никогда даже не посмотрит на такое ничтожество, как ты. Запомни мои слова. А пока что собирайся, выезжаем через 10 минут.

– До встречи с Джанет оставалось ещё два дня. Но мне казалось, что они длились вечность. Мелкий дождь, не кончающийся ни днём, ни ночью, постепенно переходил в снег, свирепые горные ветры становились всё сильнее по мере нашего продвижения в горы, от них болела голова и холодела душа. Через несколько часов я перестала чувствовать руки и ноги, а потом всё остальное. Казалось, что я примёрзла к седлу коня Максимилиана и только это, а также заботливые руки сидящего сзади мужчины удерживали меня в седле. В какой-то момент я начала осознавать, что лечу по воздуху. Моя душа поднялась над землей, оставила тело и теперь неслась над нашим маленьким караваном. Я видела и свою кобылу Марту, хромающую на одну ногу, но покорно несущую нашу поклажу, и коня мистера Орлеански, названного в честь своего дикого темперамента Ураганом, или просто Ури. И что странно, я знала, что Вадим понимает меня, может со мной разговаривать, а Макс нет.

Временами ясность сознания возвращалась ко мне, душа вновь оставляла простор неба, я начинала бредить, и тогда Максимилиан нежно целовал меня в висок, заставляя очнуться. Но лишь на одно мгновение, потому что потом я опять закрывала глаза и поднималась в небо. Мне хотелось лететь в просторы безграничной синевы, хотелось свободы и знания, я чувствовала, что там есть счастье, есть блаженство, но что-то не отпускало меня, заставляло, как послушную рабыню, следовать за караваном. Это был Максимилиан, и душа повиновалась ему.

Когда, наконец, лошади остановились (вероятно, Макс, ведший караван, решил сделать перерыв), я вернулась на землю в тело Елены. Надолго ли? Это будет зависеть от них.

Пробуждение было тяжелым и мучительным. Я осознавала, что мы были где-то в лесу и что невдалеке переливающееся красное пятнышко, излучающее тепло, – это костёр, а рядом с ним темноволосый мужчина, готовящий еду, такую соблазнительную, но такую недоступную и ненужную 9так казалось)-это Максимилиан. А может быть и нет? Я видела все предметы, будто в тумане. Человек, сидевший у костра, приблизился, вероятно, увидев, что я открыла глаза. Он заставил меня проглотить какую-то очень твердую пищу, вкус которой я не ощущала, и выпить жгучую черную жидкость. После чего сознание мое постепенно начало проясняться, а мысли приходить в порядок. За всё это время мы с Максимилианом не произнесли ни слова. Потом он бережно отодвинул еду, снял с меня почти всю одежду и начал растирать отекшие ноги и руки, в то же время я чувствовала запах серого порошка, того самого, который втирал в мои виски жрец Чханг, когда заставлял меня войти в транс. Моё тело наполнялось силой, легкостью, я, казалось, оживала вновь. И тогда Максимилиан начал целовать меня, бесстыдно гладить грудь. Я всё ещё не могла говорить. Он навалился на меня всей тяжестью своего тела, но ни одна мысль во мне не запротестовала, казалось, я опять всё видела будто со стороны. И тут я увидела что-то странное: из леса на Ветре прискакал Максимилиан. Я ещё раз вгляделась в лицо незнакомца рядом и поняла, что это был Вадим. Потом были какие-то слова, упреки, я видела, как Максимилиан сел на коня и ускакал в неизвестном направлении. Единственное, что могла я сделать-это протянуть руку вслед удаляющемуся силуэту-и всё! Голова закружилась, душа опять рванулась ввысь. Такие странные ощущения. Я летала теперь уже по всему небосклону и рвалась ещё выше, в космос, но не могла подняться туда. Я знала, что это костёр, разведенный Вэдом держит меня на земле, что пока он горит, моя душа будет привязана к телу, и я пыталась всеми силами обретенной свободы затушить его. Я вместе с горными ветрами проносилась над робкими лучиками пламени маленького костерка, и он гас, давая мне всё больше свободы, как гасла вера, любовь Максимилиана. Вэд находился в трансе, он тоже пытался вернуть мой дух в тюрьму тела, как и костёр.

Я видела, как умирало пламя, угольки ещё тлели, и лишь крошечные искорки вырывались из них, я радовалась, потому что последняя ниточка, связывающая мою свободу рвалась, последняя соломинка ломалась.

И вдруг я увидела черного коня и Его, убитого горем, Его, плачущего, и высота, так манившая меня, вдруг потеряла смысл, и огонь моей жизни вновь вспыхнул, чтобы не погаснуть уже никогда. Я открыла глазами сказала лишь одно: «Я тебя люблю», подле чего погрузилась в тягостное состояние физической болезни.

Следующие проблески моего сознания случились только через три дня. И как ни странно подле себя я увидела не Максимилиана, а Джанет. Значит он всё-таки ушёл, не простил меня.

–Сестричка! – радостно вскрикнула Джанет, – ну наконец-то!