Британская империя. Разделяй и властвуй! - Джон Роберт Сили

Школа Карла Риттера много говорила[51]о трех стадиях цивилизации, определяющихся географическими условиями: потамической (речной), которая протекает вдоль рек, талассической (морской), возникающей около внутренних морей, и океанической. По-видимому, эта теория внушена той переменой, которая произошла вслед за открытием Нового Света, когда на самом деле талассическая стадия европейской цивилизации перешла в океаническую. До этого времени торговля держалась Средиземного моря, океан был пределом, границей и отнюдь не широкой дорогою. Правда, на узких северных морях происходил торговый обмен, дававший жизнь Ганзейскому союзу, но Средиземное море было главной квартирой индустрии и цивилизации. Средние века настолько шли по стопам Древнего мира, что в их эпоху Италия, как и раньше, продолжала пользоваться естественными преимуществами по сравнению со странами, лежащими поэту сторону Альп. Франция и Англия значительно подвинулись вперед, но итальянцу пятнадцатого столетия они все еще казались в значительной степени варварскими, интеллектуально провинциальными и второстепенными странами. Это происходило оттого, что на деле они являлись странами внутренними, удаленными от моря, тогда как Италия пользовалась всеми выгодами цивилизующего его значения. Величие Флоренции основывалось на ее шерстяных фабриках, величие Венеции, Пизы и Генуи – на заграничной торговле и владениях; во Франции и в Англии в то время царили феодализм и сельские нравы. Подле итальянских республик Франция и Англия казались Фессалией и Македонией около Афин и Коринфа.

Колумб и португальцы все это изменили – Атлантический океан сменил Средиземное море. С этого момента владычество Италии ниспровергнуто. Отношение между причиной и следствием здесь отчасти затемняется благодаря тем бедствиям, которые одновременно постигают Италию. Случайно политическое падение Италии совпадает с этим моментом. Иноземец перешел через Альпы; Италия сделалась полем в великой борьбе между Францией и Испанией; она была завоевана, раздроблена, порабощена; с того времени слава ее более не возрождалась. Такая катастрофа и ее очевидная причина – иноземное нашествие – не позволяют нам видеть те меньшие влияния, которые могли действовать одновременно в том же направлении. Между тем не подлежит сомнению, что, не случись вовсе нашествия врагов, период упадка Италии наступил бы в то же самое время. Скрытый источник, питавший ее энергию и славу, иссяк благодаря открытию Нового Света. Ее можно бы было сравнить с одним из тех портов Кента, от которых отступило море. Там, где некогда кипели жизнь и движение, должны были неминуемо наступить смерть и тишина, независимо от иноземца, перешедшего через Альпы. Правда, Средиземное море не отступило, но оно раз навсегда утратило тот характер, который имело со времен Одиссея. Оно уже не было больше центральным морем человеческих сношений цивилизации, – главным, если не единственным, морем во всеобщей истории. Случилось, что вскоре после того, как торговля стала охватывать Атлантический океан, она была сметена со Средиземного моря метлой турецкой морской силы. Так, Ранке замечает, что торговля Барселоны, по-видимому, мало пострадала от новых открытий, но что она начала быстро упадать приблизительно с 1529 года вследствие морского преобладания турок, вызванного успехами Барбароссы, союзом Франции с Солиманом и основанием Варварийских владений. Ясно, что европейской цивилизации было предопределено сделаться из талассической океанической.

Результатом было то, что центр движения и интеллектуального преобладания стал переходить на западный берег Европы. Цивилизация снимается с почвы Италии и Германии. Где она развернет свои палатки – это еще неизвестно, но, во всяком случае, далее к западу. Заметьте, как рельефно эта перемена выступает в истории шестнадцатого века. В начале его гений мира сосредоточивается в Италии и в Германии. В первой мы видим золотой век новейшего искусства, соперниками итальянцев являлись только германцы; Микеланджело полемизирует с теми, которые предпочитают maniera Tedesca. Реформация принадлежит Германии. Франция и Англия довольствуются тем, что приветствуют Возрождение и Реформацию. Но в исходе шестнадцатого века мы постепенно замечаем, что цивилизация перекочевывает. Италия и Германия сначала вступают в соревнование со своими соперниками, но слава их уже закатилась, и европеец привыкает постепенно искать великие дела в других странах. В семнадцатом столетии почти все гениальное и выдающееся сосредоточивается в западных морских государствах Европы.

Это были именно те государства, которые боролись между собою из-за обладания Новым Светом. Испания, Португалия, Франция, Голландия и Англия занимают такое же положение на берегах Атлантического океана, какое в древние времена занимали на берегах Средиземного моря Греция и Италия. Теперь эти новые государства начинают проявлять подобное же умственное превосходство. Прозябавшие прежде монотонно в деревнях, они заняты теперь широкими планами завоеваний, проблемами колонизации и торговли. Я уже указал вам, какое влияние эта перемена оказала на английскую нацию. На голландцах она проявила свое влияние столь же резко и притом гораздо быстрее. Первая половина семнадцатого столетия была золотым веком Голландии.

Взглянем на причины, вызвавшие этот подъем благосостояния.

Нидерланды, возмутившиеся против Филиппа II испанского, состояли, как вам известно, не только из семи провинций, образовавших Голландскую республику и составляющих в настоящее время Голландию, но также из тех провинций, которые известны теперь под названием Бельгийского королевства. Эти последние во времена восстания были самыми цветущими провинциями. Они были великим промышленным районом – Ланкаширом Средних веков. Первая группа, голландские провинции, далеко не были так славны. Они составляли приморскую область, занимавшуюся преимущественно ловлей сельдей. Результатом восстания было то, что Испания удержала бельгийскую группу, которая с того времени стала известна под названием Испанских Нидерландов, но ей не удалось сохранить за собою голландскую группу. После нескончаемой войны Испания вынуждена была, наконец, признать ее независимость. Во время этой борьбы благоденствие бельгийских провинций, как я уже указал, пало. Фламандские мануфактуристы выселились и основали шерстяные фабрики в Англии. Обратно приморские провинции, бедные в начале войны, разбогатели к ее концу и сделались первой коммерческой страной в мире. Чем же можно это объяснить? Они лежали на берегу моря, а море являлось путем к Новому Свету. Направив свою энергию на море раньше англичан, они опередили их, война же с испанцами оказалась для них даже выгодной: она дала им доступ к малонаселенной и слабо защищенной американской империи Испании. Мир был изумлен, увидев, что маленькое государство с бесплодной почвой и скудным населением не только успешно отстаивало свою независимость против Испании, но успело в то же время, ведя неравную борьбу, основать великую колониальную империю в обоих полушариях. Вместе с тем тот толчок по пути интеллектуального развития, который море дало всем западным державам, нигде не обнаружился так ясно, как в Голландии. Эта маленькая нация заняла первое место не только в торговле, но и в науках: она приютила Липсиуса, Скалигера и Декарта и произвела Греция, Пита Гейна и Ван-Тромпа.[52]