Записки неримского папы - Олег Батлук

Это восстание детей.

Современные детки уже рождаются подключенными к серверу.

Их первые слова в наши дни – не «мама» или «папа», а «какой здесь пароль от wi-fi».

Если нынешние карапузы захотят, они смогут силами одной детсадовской группы за криптовалюту купить Австралию.

Артем, как Электроник в легендарном фильме, в свои два с половиной годика уже может легко заменить меня, тупого Сыроежкина, во многих областях жизни.

Однажды мне приспичило срочно набрать текст на планшете. Я схватил его и укрылся от домашних в своем кабинете, в сортире.

Я открыл программу «заметки». Как обычно, автоматически появилась клавиатура… Двойная. Я видел такую в первый раз. Обычная клавиатура, только разделенная посередине надвое. Я начал хаотично тыкать по ней, пытаясь воссоединить разбежавшийся в панике алфавит, – безуспешно.

Я выскочил из кабинета-сортира как ужаленный. Подбежал к жене, требую вернуть, как было.

«Что ты, что ты, – всплеснула руками жена, – это не я».

Я кинулся звонить брату: он недавно был в гостях и делал что-то в этом планшете. Брат тоже в отказ.

В беспомощности я опустился на стул с бесполезной железякой в руках. Печатать в таком режиме я не мог.

Мимо проходил Артем. Он жевал что-то очень вкусное, кажется, носок. Малыш на секунду притормозил, заглянул в светящийся экран планшета, провел двумя пальчиками по клавиатуре, и она схлопнулась обратно. И побежал дальше за вторым вкусным носком.

Восстание детей – помяните мое слово.

Однажды во время семейного застолья у меня дома один мой родственник наклонился ко мне и шепнул:

Я опешил. С чего это он.

В тот момент мы с ним сидели рядом на диване в гостиной, и я искал что-то для него в своем ноутбуке.

Родственник уже ушел на кухню болтать с остальными гостями, а я так и сидел, перебирая варианты. Проблема состояла в том, что этот родственник был не очень посвящен в нашу жизнь и вряд ли имел факты для таких концептуальных выводов.

И тут мой взгляд упал на экран ноутбука. Все окна были свернуты, и на мониторе светился рабочий стол. А у меня есть пунктик: я держу рабочий стол на компьютере пустым. Терпеть не могу, когда он захламлен ярлыками и документами. Для меня такой десктоп – как неубранная комната.

И вот я замечаю, что на идеально чистом рабочем столе моего ноутбука ровно посередине экрана лежит одна-единственная папка с файлами. Словно самая заветная, самая дорогая моему сердцу коллекция.

И на этой одинокой папке всеми большими буквами написано:

В советское время был такой гениальный гаджет – авоська.

В ней через форточку зимой выходили погулять продукты: их вывешивали на мороз, вместо холодильника.

У нас в таких случаях дома говорили, отвечая на вопрос «где колбаса»: «Колбаса на пленэре».

Если представить себе идеальный мир мужчин, в нем обязательно должна быть авоська.

Потому что в авоське очень удобно вывешивать маленьких деток за окно, когда они мешают смотреть футбол.

Я легко рисую для себя эту картину: запоздалый путник спешит домой, а во всех окнах вокруг – детки в авоськах, некоторые в обнимку с колбасой, как дань традиции.

Путник умиротворенно вздыхает и шепчет себе под нос:

У Артема появилась первая серьезная аддикция. Диагноз со сложным медицинским названием «мусоровозоголизм».

Артем нечеловечески полюбил мусоровозы. Еще будучи совсем малышом, он карабкался на подоконник, срываясь и падая. А когда наконец забирался, жалобно постанывая от синяков, часами мог ждать своего лучшего друга – мусоровоз с романтическим именем «Вывоз мусора производится ГУП „Экотехпром“». Так было написано на табличке на дворовой помойке.

Едва сынок научился бегать (а бегать он научился раньше, чем ходить, как многие современные детки), малыш соглашался выйти на прогулку только под предлогом поиска любимого мусоровоза. Он не покидал улицы, пока они не повидаются.

В конечном счете для нас, родителей, эта зависимость стала удобной. Артема можно было выманить на улицу, если посулить ему встречу с прекрасным. Ничему на свете так не радуется честный родитель, как новому удачному способу обмануть своего ребенка.

Когда долгожданный мусоровоз, зеленый, с гигантской челюстью сзади, протискивался в наш узкий дворик, Артем подходил как можно ближе и завороженно следил за главным чудом мироздания – опрокидыванием мусорного бака.

Однажды мы с сыночком замешкались, собираясь на улицу. Когда мы вышли из подъезда, мусоровоз уже уехал из нашего двора. Мы поцеловали пустые мусорные баки. Образно, конечно, у Артема все-таки не настолько запущенная зависимость. Но я успел заметить вдалеке знакомую металлическую челюсть.

«Вон он, вон он!» – завопил я.

Я запихнул Артема в его сидячую коляску, и мы погнали.

Соревноваться с мусоровозом в скорости на прямой у нас не было шансов.

Но я знал козьи тропы. Месяцы наблюдения за мусоровозами не прошли даром: я изучил их повадки. Чтобы поймать мусоровоз, нужно думать, как мусоровоз, нужно стать мусоровозом. А главное – нужно знать его следующий пункт назначения. И я о нем знал: это был двор через квартал от нашего. Туда мы и устремились.

Эта погоня была практически точной цитатой из четвертой серии «Места встречи изменить нельзя», когда Жеглов с Шараповым на милицейском автобусе гнались за преступником Фоксом.

Я бежал как Усэйн Болт. Наша видавшая виды коляска подпрыгивала на бордюрах. Мусоровоз то появлялся впереди, то снова исчезал.

«Му! Му!» – кричал Артем, что означало: «Давай, родной, давай, отец», как говорил Жеглов своему старенькому водителю Копытову.

«Му! Му!» – кричал Артем, что означало «упустим, Глеб, что же ты ждешь, стреляй», как говорил Шарапов Жеглову.

А чем я мог стрелять? Глазками, если только. И то, стрелять глазками с моей-то близорукостью – смех один, все равно промажу.

«Му! Му!» – кричал Артем так громко, что проходившая мимо бабушка с внучкой сказала ей: «Смотри, Оля, как весело папа с мальчиком играют в коровку».

Наконец, мы прибежали в тот двор, к помойке. Практически одновременно с мусоровозом.

Водитель и его помощник уже вылезли из кабины и кантовали баки. Видимо, они заметили, как мы преследовали их, в зеркалах заднего вида.