Сообщество как городская практика - Талья Блокланд

о привычках и манерах друг друга и хорошо осознавали нормы, ценности и эмоции друг друга без необходимости душевных излияний. Они знали друг друга многие годы и вели очень похожую жизнь, в связи с чем обладали множеством общих форм опыта и общими нарративами. В отличие от людей, позднее встретившихся друг с другом на своем жизненном пути, они редко ощущали необходимость говорить о прошлом для объяснения того, кем они являются. Разговоры о прошлом прежде всего способствовали формированию некой нарративной конструкции сообщества в условиях быстро трансформирующейся локальной территории. Такое качество, как «быть собой», которое, как были уверены некоторые, возможно лишь во взаимной дружбе, рассматривалось равными по статусу людьми как относящееся к сфере вещей, достижимых лишь внутри группы. Ганс (ibid.: 40) отмечал, что группа равных по статусу настолько важна для отдельного ее участника, что фактически определяет его или ее существование: для таких людей индивидуальные личности лучше всего проявляются и оказываются наиболее цельными внутри группы. Таким образом, узы, основанные на аффекте, успешно произрастают как результат симпатии и общих ценностей. Они не являются преимущественно целеориентированными, они обладают сравнительно закрытым характером и – самое главное – включают других как уникальных индивидов в качестве личностей.

То или иное социальное отношение может быть целеориентированным, нерациональным и несоциабельным лишь в том случае, когда оно буквально не является социальным в веберовском смысле: когда агенты не сосредоточены на других, чтобы наделять значением свои перформансы, но их перформансы по-прежнему их связывают. К этой категории часто относятся мимолетные столкновения – в этом случае мы говорим о взаимозависимостях (см. Elias 1971: 144–145). Все отношения содержат ту или иную разновидность зависимости. В данном случае это понятие указывает на отношения, обладающие двумя характерными особенностями. Во-первых, личное взаимодействие может быть «отсутствующим», очень кратким или случайным. Во-вторых, отношения могут быть целеориентированными на более высоком уровне абстракции, не являясь рациональными или аффективными для участвующих в них индивидуальных агентов. Хотя люди могут не обращать внимания на других, с которыми они связаны цепочками взаимозависимости, подобные взаимозависимости являются объединяющей социальной силой. Иногда эти взаимозависимости не приносят кому-либо прямой выгоды, но их невозможно избежать в городских обществах с высокой плотностью жителей. Люди осознают эти взаимозависимости в разной степени. Покупки наподобие корейского музыкального центра, тайваньской видеокамеры, кроссовок из Индонезии или спортивного костюма, сделанного на Шри-Ланке, продажа подержанных машин в Сенегале или дегустация французских вин в элитных кругах в Сан-Паулу – все это отражает расширившиеся вдоль и поперек взаимозависимости, которые большинство из нас воспринимает как нечто само собой разумеющееся и которые, конечно же, выступают признаком возросшей глобализации. Цепочки производства и потребления, по сути, представляют собой взаимозависимости на абстрактном уровне. Если не брать этих абстрактных других в длинных цепочках, то неподалеку от наших мест проживания мы сталкиваемся с замедляющими и обусловливающими агентами, от которых зависит наше пространство для действия, хотя мы с ними никогда не встречаемся. К ним могут относиться государственные институты или власти, «закон» и «общество» в широком смысле. Вашего парня-эмигранта могут депортировать, если ему не предоставлен вид на жительство в соответствии с законом об иностранцах. Может оказаться, что безработная женщина не соответствует программе занятости, в которую ее хочет зачислить социальный работник, поскольку она недостаточно долго была нетрудоустроенной. Семья может выяснить, что ей не положено социальное жилье, поскольку доход ее членов слишком велик для этого. В подобных ситуациях люди сталкиваются с замедляющими и обусловливающими реляционными структурами, которые оказывают воздействие на их жизнь, но не являются для них «реальными». Правила, которые разработаны агентами, находившимися в каком-то другом месте, с определенной точки зрения, конечно же, были целеориентированными, но не для тех, кто сталкивался с их последствиями. Взаимозависимости оказываются менее абстрактными, когда на людей воздействует поведение других агентов или когда присутствие других выступает условием конкретных перформансов. Этот момент иллюстрируют массовые сборища, такие как футбольные матчи или рок-концерты: болельщиками или фанатами они могут переживаться в качестве привязанностей. Стадион футбольного клуба «Фейеноорд» расположен на границе района Хиллеслёйс. Чтобы каждый матч превращался в большое событие, футбольные фанаты объединялись в компании, однако многие жители Хиллеслёйса не испытывали подобного энтузиазма в отношении футбола и в негативном смысле зависели от болельщиков. Фанаты парковали свои машины в этом районе, мочились в подъездах, оставляли за собой пустые пивные банки и пакеты от чипсов, а также маршировали по району с пением и криками. Хотя какие-то прямые социальные отношения в данном случае отсутствовали, жители становились всё более зависимыми от болельщиков в части «нашего воскресного мира и покоя», как выразилась одна женщина. Фактически конфликты по поводу присвоения пространства демонстрируют то, как работают взаимозависимости во многих точках мира, где эти конфликты возникают.

Кроме того, взаимозависимости представляют собой прочную реляционную структуру для работы по проведению границ. Как мы уже видели в ходе рассмотрения социальной идентификации, проведение границ между группами обязательно предполагает присутствие других, тех, кого можно назвать «отличающимися».

Транзакции, возникающие из целерациональных ориентаций практик, относятся к ролям, а не к индивидам. Обе стороны транзакций ожидают, что другая сторона будет соответствовать довольно жестко очерченным ролям. В некоторых случаях подобные отношения существуют не между двумя индивидами, а между индивидом и корпоративным актором (Coleman 1973: 13–15). Этот безличностный характер проявляется в том, как люди говорят о своих отношениях с рядовыми функционерами, представляющими те или иные институты. Безработный мужчина в одном роттердамском баре похвалялся, что получал дополнительный к пособию доход, работая на черном рынке, поскольку социальные службы сообщили ему, что они «не разрешают этого». Его товарищ пояснил, что этот человек постоянно подавал заявки на такие вакансии, которые, по его мнению, он в любом случае никогда не получит, раз уж «социальные службы настаивают на этом [подаче заявок]». Оба они заметили, что бюрократия выступала оператором, стоящим за любыми агентами с именем и лицом, с которыми они взаимодействовали. Они говорили о своем опыте общения с «социальными службами», «судом» или «службой занятости» – но не с отдельными их сотрудниками. В качестве личностей эти чиновники позиционировались в рамках отношений иначе, чем их клиенты:

Для конкретного лица осуществление взаимодействия имеет непосредственную и принципиальную значимость. Однако для агента это не так: указанная деятельность имеет прямое значение только для цели корпоративного актора и лишь косвенное для него самого (ibid.: 93).

Поэтому отношения между подобными рядовыми бюрократами и клиентами выступают образцом транзакций. Они несколько отличаются от транзакций, происходящих в более коммерческих локациях. В больших супермаркетах и дисконт-магазинах транзакции часто представляют собой почти безличные взаимодействия. Кассир за одной стойкой может общаться с кассиром за другой стойкой через головы ожидающих покупателей, одновременно проводя штрихкоды товаров через сканер. Хотя для подобных мест необязательно характерна такая степень отсутствия взаимодействия, в районах наподобие Хиллеслёйса часто жалуются, что дело обстоит именно так. Кроме того, в таких местах может происходить едва заметное исключение. Недавно, когда я стояла в очереди в одном берлинском супермаркете, передо мной находился темнокожий молодой мужчина в возрасте за тридцать – он покупал лишь семь пакетов сухой лапши и совсем немного говорил по-немецки. Когда он достал деньги, оказалось, что ему не хватает, чтобы заплатить. Кассирша вздохнула и пожала плечами, как будто она устала – она явно использовала жесты и мимику, чтобы продемонстрировать этому мужчине свое раздражение. Когда он не понял ее, она заговорила с ним громче. С такими «другими», как семейный врач или учитель, люди могут устанавливать чуть менее целеориентированные контакты. Одна женщина в роттердамском Хиллеслёйсе беспокоилась, что ее врач может уволиться, поскольку она думала, что новый врач никогда не будет таким же. Родители могут ощущать больше понимания со стороны одних учителей, чем других, и ценить отдельных педагогов в школе. Конечно, мы сами можем оказывать определенное воздействие на то, насколько личными становятся данные социальные отношения. Если мы все время ходим к одному и тому же мяснику, мы решаем, можно ли с ним немного поговорить, или принимаем решение, что именно мы скажем, а что нет. Хотя мы можем совершать крупные