Москва. Квартирная симфония - Оксана Евгеньевна Даровская

выпиской из домовой книги, а то эта горе-растеряшка ни шагу сама ступить не может, а у меня дел по самые гланды. Только паспорт ее у меня захвати, и ей потом отдать не вздумай, мне сразу верни».

Муж благородно вызвался мне помочь. Ради этого взял у приятеля машину (спасибо, что не у Игнатьича). Водительские права муж получил давно, когда работал по хозчасти, и теперь решил воспользоваться ситуацией – продемонстрировать свое водительское мастерство. Он все еще надеялся, что наши отношения можно склеить, и, сидя со мной в машине, освещал новые грани своей биографии:

– Это ты собираешься разводиться, не я. Я как раз хочу с вами остаться. Но тебе мой характер не подходит. А я над генами не властен. Отец – нудный, однообразный, как освещение в морге, полковник в отставке. Из разряда сквалыг, консервы с шестидесятых годов копит на случай очередной войны. Был как-то у него в гостях, имел честь наблюдать ряды вздутых банок на самодельных стеллажах за занавеской. Даты покупки на каждой крышке ножом выцарапаны. Так и не женился второй раз. Живет бобылем, первой попытки хватило. А мать всегда предпочитала, чтобы за ней красиво ухаживали, к ногам бросали цветы и подарки. Та еще капризная штучка, правда, красивая, ничего сказать не могу. Посольский шляхтич ее баловал, даже мне как-то импортный ранец от него перепал, за что в интернате прозвище прилепили «тощий новобранец»; а шляхтич хотел жениться, увезти нас в Варшаву. Отец уперся, не дал согласия на вывоз ребенка, то есть меня, в другую страну. Отомстил чем мог. Не понимаю, как они вообще с матерью сойтись сумели – абсолютные антиподы. Вот такая гремучая во мне смесь. С другой стороны, я же носитель не только их черт. У меня вполне приличные деды с бабками были, да и прадеды. К тому же у меня благоприобретенные качества имеются. Во-первых, я не жадный, ты знаешь.

Жадным муж действительно не был, поскольку ничего не имел. Его запоздалое откровение ввергало меня в прошлогоднюю тоску, сердце изнывало от жалости и изо всех сил ей же сопротивлялось, черт бы побрал эту мучительно жгучую мешанину чувств, – когда в окошко машины постучала худенькая улыбчивая девушка.

– Вы не меня случайно ждете?

– Если ты Вера, то да.

Она, веселая и непринужденная, села к нам в машину и с места в карьер принялась болтать о перспективах дальнейшей жизни, что поначалу всех нас взбодрило. «Мне Регина Борисовна целую квартиру в Подмосковье обещала. Я очень даже хочу жить за городом. Заведу собаку, лаечку, девочку-куколку, у них глаза такие ласковые, голубые, будем с ней по утрам бегать. Знаете, как назову? Прошкой. В честь моей бабули. У меня бабулю Прасковьей Федоровной величали. Родители спились, а она меня вырастила, на ноги поставила. Ой, она у меня такая была заводная, и плясала, и пела, тоже немножечко выпивала по праздникам, могла и без праздников, меня так любила, баловала – не представляете как. Умерла четыре месяца назад, прямо в свой день рождения. Так жалко ее. Водка, наверное, паленая была. Врачи сказали – обширный инсульт. На Хованском похоронили, рядом с родителями. А Прошечка моя на природе лечебную травку станет кушать. Знаете, собаки очень любят лечиться травой. Природа есть природа, правда? У вас собачка есть? Вы тоже обязательно заведите. Хорошо будете смотреться с русской борзой, например, или с ньюфаундлендом. Вы такая пара! У вас же, наверное, ребеночек? Ребенку расти с животными полезно. Они тогда добрыми вырастают. В смысле, дети. И животные рядом с детьми добреют. Вы глистов не бойтесь, они выводятся легко – пижмой, проверенный способ. У нас с бабулей коты всегда были. Тот цирковой лев, помните, который мальчика в семье Берберовых до смерти загрыз, исключением был. А бабуля как померла, коты наши разбежались, Петру Савельичу, соседу, на радость. Он животных всегда недолюбливал…»

Казалось, конца ее дорожному монологу не предвидится. Но вдруг она, словно проколотый мячик, сдулась, замолчала, уткнувшись лбом в стекло задней двери.

– Вера, тебе вариант какой-нибудь уже показывали? – решила я вернуть ее к насущному вопросу.

– Вари-иа-ант? Како-ой вариа-ант? – голос ее, как в старом проигрывателе, съехал с 78 на 33 оборота, – ну-у да-а, вози-или вро-оде.

– Ну и как?

– Не зна-аю. Вы-ы меня-я побыстре-ей наза-ад отвези-ите.

За 20 минут пребывания в паспортном столе она успела извести нас нытьем. И все время просила пить. Муж сходил в ближайший ларек, купил ей воды и яблочного сока. Выписку из домовой книги мы получили. В ней фигурировали: ныне здравствующий сосед Петр Савельевич, недавно выбывшая по смерти Прасковья Федоровна, сама Верочка и выбывшие по смерти тринадцать лет назад оба ее родителя. Верочку мы вернули на место во Владыкино; она на слабых ногах вышла из машины, как пьяная, поплелась к подъезду пятиэтажки.

– Очень странная девушка, может, у нее психическое расстройство? – выдвинула я предположение, глядя ей вслед.

– Ты видела ее глаза? – спросил муж.

– А что глаза?

– По дороге в паспортный стол в зеркало заднего вида на нее налюбовался. Зрачки расширены, речевое недержание, изъелозилась вся – типичная наркоманка, амфетаминовая или героиновая, подозреваю, уже на игле. Эйфория, потом резкий спад настроения – стандартная клиника. Бабуля, почившая в бозе, родители на Хованском, призрачная квартирка в Подмосковье, лаечка Прошечка, ну-ну. Комнату изумительная Регина Борисовна продаст, деньги прикарманит, местному притону копеечку подкинет, ширанут Верочку по указке Регины Борисовны двойной дозой, и нет Верочки.

– Уверен, что наркоманка?

– К гадалке не ходи. Паша Цируль крепко Москву держит.

В этом вопросе мужу можно было доверять. За последние пару лет он повидал в морге наплыв молодых горожан с исколотыми венами. Сулившие соотечественникам новую реальность 90-е сопровождались широким ввозом в страну наркотиков. Кто такой Паша Цируль, я не знала, но из контекста можно было догадаться.

Сценарий вырисовывался несимпатичный. Этим же вечером я позвонила Регине Борисовне и спросила ее в лоб:

– Что реально станет с Верой, где она будет жить?

– Какое тебе дело, не пойму? Комнату брать будешь или нет? Мне очередь из желающих в затылок пыхтит. Голову не морочь. – Регина Борисовна бросила трубку.

Начинать все с нуля? Искать Никите другую комнату? За это время квартира на «Пражской» уплывет. Сроки все крепче сжимали меня в тиски. На крайний случай я держала в голове временный переезд и прописку с дочкой к маме, но эти нескончаемые пертурбации требовали новых сил, а силы были на исходе. Нужен был адекватный совет, без лишних сантиментов, охов и ахов. Обратиться за советом к Алле Дмитриевне – расписаться в собственной несостоятельности.

Как будто прочитав мои мысли, снова