Варварин свет - Яна Ветрова

class="p1">Пришлось стучать. Марья точно почувствовала, что кто-то пересёк реку, но не вышла. Варвара испугалась, что и с третьей сестрой что-то случилось, но спустя некоторое время дверь отворилась.

— Что это вы здесь делаете, девчоночки мои? — игриво спросила женщина в чёрном сарафане на голое тело, обнажавшим плечи. — Что мрачные такие? Ну, заходите давайте, присаживайтесь — в ногах правды нет.

Марья, третья кощеева сестра, была старшей как по званию, так и по возрасту — в два раза взрослее Варвары и Любавы. К Кощею она пришла лет пятнадцать назад и видела уже нескольких первых и нескольких вторых сестёр. Светлые волосы её, обрамляющие бледное узкое лицо, с тех пор изрядно разбавили седые пряди, а вокруг голубых глаз прибавилось морщин, но это только сделало её красоту острее и опаснее, словно ледник на вершине горы.

Варвара, пока шла за ней, тайком распустила волосы, чтобы прикрыть свежие шрамы. От прихожей одна дверь вела в спальню с большой кроватью, а другая — в столовую с круглым столом. От множества свечей шёл жар. Роились мушки — убирали пыль и остатки еды. У Марьи не было не то что печки — ни намёка на кухню, зато имелись иные чары.

Когда девушки уселись, она поставила на стол чёрную керамическую пластину, на ней устроила серебряную кастрюльку, засыпала молотую жжёную пшеницу — чая у неё не водилось, залила водой. От кастрюльки пошёл пар, и Марья разлила напиток по чашкам.

— Молоко? Сливки? Мёд? Перчик? — подмигнула она Варваре.

Той не нравилась эта чёрная жижа в любом виде, поэтому она просто поблагодарила сестру и взяла как есть, без добавок. Любава пожелала молоко. Марья выбрала из миски, наполненной разноцветными шариками, один, белый, постучала им по столу, беззвучно проговаривая губами заклинание, и на последнем ударе шарик впечатался в стол, стал плоской лужицей, которая потекла вверх и сформировала маленький глиняный молочник.

— Как же здорово, Марья! — хлопнула в ладоши Любава. В присутствии старшей она всегда превращалась в восторженную девочку.

Марья раздавила на тарелку два шарика — на этот раз коричневых. Получилось по горсти жареного арахиса, который для Марьи когда-то раздобыла Варвара, и лесного ореха. Стояла душная, неудобная тишина, нарушаемая стуком ложки о края чашки — Марья добавила себе мёд.

— Ладно, девчоночки, можете не пыхтеть, правильные слова придумывая. Я кота расспросила. Говорит, ты, Варвара, в богатыря влюбилась.

Любава вытаращилась сначала на одну сестру, потому на другую. Варвара, только хлебнувшая чёрного варева, подавилась и закашлялась.

— Это я-то? — воскликнула она.

— Ты, — кивнула Марья. — А Кощей его не пожалел. Поэтому пришли?

— Я не влюбилась, — ответила Варвара, краснея до ушей, чем вызвала у старшей усмешку. — И это не первой важности вопрос. Мы пришли спросить, как прошла твоя последняя встреча с Кощеем. Ты ничего непривычного не заметила?

Марья подняла брови-дуги.

— Например?

— Ну-у… — протянула Любава. — Он такой суровый был в этот раз. И с царевичем…

— С богатырём он милостиво поступил, малышка, — перебила Марья. — Ему повезло, как ни одному другому. Не останься Кощей у меня подольше, богатырь ваш, царевич, пошёл бы за реку — видела я, как он упрям! — а там бы его Кощей в камень и обратил. А теперь бегает щеночком по полям и лугам, чем не жизнь. Отпустите его уже к людям. Вы его не расколдуете, а Кощей такое условие поставил, что его никогда не выполнить.

— Какое?! — вскричала Любава.

— До кощеевой смерти, — сообщила Марья.

У Варвары внутри как будто что-то оборвалось. Она беспомощно посмотрела на Любаву, но та и сама не могла вымолвить ни слова.

— Даже у камня есть надежда, камень почти бессмертен, — прошептала Варвара. — А Никите всю жизнь теперь в собачьей шкуре бегать?

— У него и имя было? Теперь нужно другое, негоже псу с человечьим жить, — безжалостно сказала Марья. — А насчёт Кощея — с чего ему быть добреньким. Война на носу, Синеликий плывёт со своим зачарованным флотом, а Приморский царь кочевряжится, жмётся свои войска отдавать в общее пользование. Цари все, кто у моря, согласны — Стоум, Добромысл, Даниил и ещё десяток других. А Иван Приморский, у которого самая большая армия, такие условия ставит, что впору посмеяться, если бы Синеликий не был на подходе. Я Кощея увещеваю — не принимай, поторгуйся. Приморский цену набивает. Как Синеликий подойдёт — не до нелепых прихотей будет. А Кощеё злится, конечно. Не торгаш я какой-то, говорит! Времени, говорит, нет. Собрался соглашаться. Мы на том и поругались… Я сказала, что если уступить Ивану Приморскому, чтобы в мой дом не приходил больше. А тут и царевич ваш, Никита, пожаловал. Я хотела его сразу в Явь выкинуть, но он шустрый оказался, только мы его и видели. Ты пей, Варвара, на тебе лица нет.

Варвара бездумно хлебнула горькой жидкости. Та магическим образом не остывала и продолжала обжигать губы. Любава расслабилась и выбирала из миски лесной орех.

— Он его убить хотел, — сказала Варвара.

— Кто кого? — раздражённо спросила Марья, считавшая, что разговор завершён. — Твой богатырь Кощея? За этим они все и приходят! А что до Кощея — он в своём праве, на своей земле, и не тебе судить, девочка.

Варвара сжала губы, отодвинула кружку и хотела возразить — возражений у неё был миллион, но Любава положила ей руку на плечо и сказала:

— Спасибо тебе, Марья, за угощение. Ты, разумеется, права. Ты и старшая, и дольше всех здесь.

Марья благосклонно улыбнулась первой сестре.

В молчании Варвара и Любава шли к реке, и только перейдя на другую сторону, первая сестра недовольно проговорила:

— Я тебя всего на несколько месяцев младше, но ты и правда порою словно ребёнок. Ты ей лишнего не говори! Она с Кощеем ближе, чем мы: видишь, и поссорится может, и поспорить, и даже пригрозить! Донесёт ещё, как ты после всего приходила и ногами топала. Он тебя просто вышвырнет, не доучивая…

— Не поучай меня, пожалуйста, — резко ответила Варвара. — Может как раз грозить ему не стоило. Может, поэтому он на нас набросился. Может, поэтому Никиту зачаровал.

— Этого мы не узнаем.

— В придачу, Любава, Никита же сказал, что она смеялась. И что кости ему разминала. Так ведут себя, когда ссорятся?

Любава, задумавшись, ответила не сразу.

— Кости разминать — это её работа, как моя за конём присматривать, а твоя — еду готовить. Мы это продолжим делать и после сегодняшнего. А насчёт смеха — может, Никита от страха всё перепутал.

— Ну да, так перепутал, что сам в собаку превратился, — язвительно сказала Варвара. —