Спаси меня, если сможешь - Ольга Християнчук

— Я останусь и покажу, на что способен.

Решительность в его голосе не разрешает никаких возражений. Я и не собиралась, самой интересно посмотреть, как богатенький мальчик будет убираться в чужой квартире.

К моему удивлению он хорошо справился со своими обязанностями. Он четко следовал моим указаниям и ни на что не жаловался. Достаточно за короткое время мы навели порядок и все блестело от чистоты.

— Сейчас на квартире я все делаю сам, — гордо комментирует Давид заметив мой удивленный взгляд.

— Почему ты живешь отдельно? — решаюсь спросить, меня давно мучила эта мысль.

Я присаживаюсь на кровать уставшая, но довольная работой. Парень садится рядом, прижимается ко мне, обнимает за талию.

— Однажды в очередной раз скандалил с отцом и ушел из дома, — спокойно отвечает и целует меня в висок. — Эта квартира деда, отца мамы. Он скончался год назад, там никто не проживал. Мама отдала мне ключи и разрешила там жить.

— А что отец?

— Он свирепствовал, — он сжимает объятия сильнее, словно хочет закрыться от негативных эмоций. — Приезжал. Пытался вернуть. Угрожал оставить без денег, но я не слушал. Это был первый мой серьезный вызов ему. Для него это было шоком.

— Я только несколько раз с ним говорила, и этого хватило, — тяжело вздыхаю. — Не знаю, как ты с ним всю жизнь общаешься.

Давид смеется и в этом смехе столько обреченности.

— Родителей не выбирают.

— Может он так проявляет свою любовь? — пытаюсь найти хоть что-нибудь хорошее в их отношениях.

— Я не нужен ему, как сын, — горько говорит и на миг умолкает. — Он выращивал марионетку. Не зря послал меня на такую ​​специальность. Хочет сделать из меня судебную пешку, чтобы иметь руку в судебной системе. В таком случае сможет легко убирать конкурентов и ненужных людей.

— Мне кажется ты преувеличиваешь, — не хочется верить в его слова, они звучат ужасно.

Давид снова смеется. Грубый хриплый звук вырывается из его груди. Его смех вибрирует по моему телу, звенит в ушах.

— Он уже приготовил место в городском суде. Буду решать судьбы людей, но по его воле.

— Почему ты не перечишь ему? Почему подчиняешься? — мне кажется, все таким несправедливым, не правильным.

— Из таких сетей не легко вырваться, — грустно отвечает. — Я в этом вырос.

Я клонюсь к нему, прижимаюсь щекой к груди, прислушиваюсь к стуку его сердца. Понимаю, что он привык к такой жизни и вряд ли сможет что-нибудь поменять. Для этого нужна веская причина, но ее нет. Только желания быть свободным недостаточно, если пугаешься своей свободы и не понимаешь, что с ней делать.

Я больше ничего не спрашиваю, просто прижимаюсь к нему и наслаждаюсь теплом его тела.

Скорее всего, наш роман не надолго. Его отец не успокоится, пока не избавится от нежелательной пары сына. И Давид вряд ли сможет что-либо сделать в этой ситуации.

Хоть бы не влюбиться в него безумно, иначе мне будет нелегко с ним расставаться.

Я отправляю Давида до приезда моего отца. Считаю, что рано их знакомить и кто знает, когда-нибудь вообще ли придется. Хозяйка квартиры появляется вовремя, когда мы погрузили весь багаж в машину. Она придирчивым взглядом осматривает квартиру, довольно кивает и говорит, что была рада таким замечательным и спокойным девушкам.

Мы с папой выходим из дома и садимся в старую иномарку, которая недовольно скрипит от тяжелого багажа. Эту машину двадцатилетней давности подарил отцу его родной брат, за полцены конечно. Да и так хорошо, что хоть такая есть. В салоне пахнет бензином и старой обшивкой. Каков сильный контраст по сравнению с новеньким автомобилем Давида. Вот так отличаемся и мы. На что я рассчитывала, пуская его в свою жизнь?

В последний раз осматриваю дом, в котором прожила круглый год и в котором впервые провела ночь с Давидом. Мысленно прощаюсь со студенческой жизнью. Грею в сердце надежду, что парень, вчера признававшийся в любви, не забудет меня, выполнит обещание и мы еще с ним встретимся.

— Нужно по дороге заправиться, — раздраженный голос отца вырывает меня из тяжелых раздумий. — Эта старая колымага в последнее время много жрет бензина.

— Может быть, нужно показать ее мастеру, — говорю, чтобы хоть что-то ответить.

— Не мешало бы, — он заводит мотор и машина со скрежетом выворачивает из двора.

Школа кажется маленькой и незаметной. Помню, как впервые меня мама сюда привела, все выглядело массивным и большим для шестилетней девочки. Сейчас после большого шумного города все в нашем городке кажется медленным и спокойным.

Иду по темным разрисованным коридорам, необычная тишина этого места закладывает уши. Лишь незначительный гул доносится за закрытыми дверями классов. Я направляюсь в кабинет директора. Сюда меня вызывали очень редко, в отличие от моих одноклассников. Я была послушной девочкой и в неприятности старалась не попадать. Теперь я захожу в кабинет не как ученица, а будущая учительница. От этой мысли становится неловко и немного страшно.

В небольшом помещении, стены которого увешаны разными грамотами, за письменным столом сидит полная женщина лет пятидесяти. Она приветливо мне улыбается и предлагает сесть. Помню, как когда-то трепетала от страха, если ее суровый взгляд падал на меня. Сейчас она кажется обычной и совсем не грозной.

Я сажусь на черный неудобный стул. Солнечный свет из окна позади директрисы слепит глаза и приходится щуриться. От раздражения на глаза находят слезы и все вокруг неприятно расплывается.

— Как у тебя дела, Надежда? — скорее из вежливости, чем из любопытства спрашивает Мария Ивановна. — Как успехи в университете? Все экзамены сдала?

— Да, все прекрасно, — переплетаю пальцы на руках, выпрямляю спину как ученица. — Вот пришла к вам на стажировку.

— Это хорошо, — задумчиво протягивает, и переводит свое внимание на папку, лежащую открытой на столе. — Хотя с кадрами у нас все хорошо. Мама говорила, что ты не прочь у нас поработать после практики.

На секунду смотрит на меня из-под лба и снова возвращается к чтению.

— Да, — неуверенно произношу, почему-то появляется такое ощущение, словно я напрашиваюсь. — Если конечно есть свободные вакансии.

Мария Ивановна резко закрывает папку и хлопает неприятным звуком. От неожиданности я даже подскакиваю.

— На первое время ты можешь заменять некоторых преподавателей, могу устроить тебя разве, что на полставки, — она ​​оценивая осматривает меня. — На будущее ничего не обещаю.

— Я согласна на полставки, — произношу на автомате, а сама думаю, нужно ли мне это.

Мама, как всегда ничего конкретного не узнала, а мне наговорила, будто меня здесь ждут с распростертыми руками. Хочется уйти отсюда, но понимаю, что практику пройти где-то нужно. Потом со всем разберусь.