Танковые засады. "Бронебойным, огонь!" - Георгий Савицкий

И хоть ремонтные подразделения работали словно черти у адских печей, восстановить все поврежденные танки было очень тяжело. Доставка запчастей шла с перебоями: виноваты были и широкая русская колея железных дорог, и партизаны, постоянно их взрывающие, и сами русские просторы с практически полным отсутствием нормальных дорог.

Те зенитки, которые были скрытно установлены для противодействия тяжелому русскому танку, были сметены огневым налетом. Это было новое русское оружие — совершенно неизвестное и недооцененное Вермахтом, такое же, как «тридцатьчетверка», тяжелый танк КВ-1, бронированный штурмовик Ил-2, истребитель Як-1… И бог весть что еще!..

«В Москву — до снегопада! Домой — до Рождества!» Солдаты Вермахта просто упивались этим лозунгом. Конечно, хотелось, как во Франции: два месяца боев — и вот он, Париж! Яркие женщины в юбках до колен и кружевных чулках, изысканное вино, Лазурный берег.

А здесь война стала страшной рутиной. Каждый километр ледяной русской земли пришлось поливать кровью, отвоевывать сотнями жизней баварцев, вестфальцев, лотарингцев… И с каждым днем потери росли.

Вот и сейчас обер-лейтенант Дитрих Шталльманн вместе с остальными танкистами их поредевшего панцер-батальона стояли на опушке леса перед свежевырытыми могилами. В выдолбленных в смерзшейся земле ямах лежали тела его товарищей. Капеллан читал заунывную молитву, прося Господа принять души усопших.

Навряд ли Господь захочет увидеть такие души — после всего, что они творили здесь, в России… И последнее пристанище — яма в мерзлой земле — вполне заслужено многими из этих завоевателей.

Сегодня обер-лейтенант Шталльманн командовал почетным караулом. В их обязанности входило и дать прощальный салют погибшим.

— Laden und Sichern! Зарядить и поставить на предохранитель! — скомандовал Дитрих.

Солдаты с лязгом вогнали обоймы в магазины «Маузеров 98К».

— Feuerbereit! Готовься! — заклацали затворы.

— Zielen! Целься! — винтовки взметнулись вверх.

— Feuer! Огонь! — Троекратно прозвучал в гулкой тишине леса сухой треск выстрелов.

— Entladen! Разрядить! — Солдаты разрядили оружие и взяли винтовки «на караул».

Церемониал — это все, что у них осталось. Тем, кто лег в мерзлую русскую землю, уже не нужно ни салютов, ни наград. Но вот только нужно ли это живым?.. Немецкие солдаты привыкли побеждать, молниеносно громить противника танковыми «клиньями». А что теперь? Оставалось только вгрызаться в оборону русских, теряя боевых товарищей и ожесточая свои сердца этими потерями. Пожалуй, Дитрих Шталльманн начинал понимать жестокое упорство русских в их обороне…

Потом солдаты нестройно затянули «Ich hatte einen Kameraden» — «Был у меня товарищ». Это была грустная песня — под нее хоронили немецкие солдаты своих боевых товарищей.

Ich hatt' einen Kameraden,

Einen bessern findst du nicht.

Die Trommel schlug zum Streite,

Er ging an meiner Seite

In gleichem Schritt und Tritt.

Eine Kugel kam geflogen:

Gilt sie mir oder gilt sie dir?

Sie hat ihn weggerissen,

Er liegt zu meinen Füßen,

Als wär's ein Stück von mir.

Will mir die Hand noch reichen,

Derweil ich eben lad'.

Kann dir die Hand nicht geben,

Bleib du im ew'gen Leben

Mein guter Kamerad![27]

Последнее время эта грустная песня все чаще раздавалась над бескрайними просторами Восточного фронта. Россия ощерилась на немцев рядами деревянных крестов с надетыми на верхушки стальными шлемами.

Вечером они устроили грандиозную попойку. Пили самогон, принесенный из соседней деревни с труднопроизносимым названием. Патефон орал надтреснутым голосом бравурные марши, все пили, закусывали армейским пайком и братались.

Но в разгар веселья совсем рядом вдруг раздались оглушительные взрывы, и над лесом, в котором были замаскированы танки, взметнулись снежно-огненные фонтаны взрывов.

Пьяные в хлам немецкие танкисты бросились прочь из блиндажа — прямо на обжигающий мороз. Они еще успели услышать затихающий стрекот русских ночных бомбардировщиков. И частое бабаханье счетверенных зенитных автоматов им вслед. По небу хаотично метались лучи прожекторов, пытаясь поймать в светящиеся клещи неуловимые русские бомбардировщики.

«Рус фанер», «Фанер бомбер», «Ночные ведьмы» — это были легкие бипланы Поликарпова, на которых летали в основном русские женщины. Они ночами вились над позициями немецких войск, сбрасывая легкие осколочные бомбы и капсулы с зажигательной смесью.

Вот и теперь над лесом разгорался пожар. Видимо, бомбы с русских «Фанер бомберов» угодили в склад горючего.

— Achtung! Achtung! Alarm! — Внимание! Внимание! Тревога! — раздавалось со всех сторон.

Армейская пожарная команда уже разворачивала брандспойты, качали воду насосы. Но пламя на морозе разгоралось со страшной силой, а вот пожарные насосы плохо справлялись со своей работой — от холода застыло масло. В итоге пожар тушили всю оставшуюся ночь по старинке — ведрами с водой.

Наутро похмельные, злые и невыспавшиеся танкисты предстали перед таким же командиром панцер-батальона. Намеченная на раннее утро атака была отложена на целых три часа — пока не подвезли новые запасы бензина и масла для танков взамен сгоревших прошлой ночью.

Дитриха Шталльманна вызвали в штаб. Там он узнал, что его батальон придается танковой группе Георга Райнхардта. Батальону ставилась задача обеспечить выход «кампфгруппы» на калининское операционное направление. Появление мотомеханизированных и танковых соединений Райнхардта в районе важнейшего узла дорог и города Калинина создавало угрозу окружения войск левого крыла Северо-Западного фронта большевиков и правого крыла Западного фронта.

— Необходимо любой ценой прорвать оборонительные рубежи русских на этом участке, герр обер-лейтенант! — говорил штабной офицер, поблескивая моноклем.

— Яволь, герр оберст!

— Ваше подразделение обеспечат всем необходимым.

Обер-лейтенант Дитрих Шталльманн хмуро оглядел своих солдат. От полноценного состава батальона осталась едва ли половина. Много танков было выбито в предыдущих атаках и находилось в ремонте. Также не все машины удалось эвакуировать с поля боя. Русские пристреляли буквально каждый метр ничейной территории.