Тайны знаменитых пиратов, или "Сундук мертвеца" - Роман Белоусов

Корабли поставили паруса и медленно двинулись вдоль реки, устремляясь туда, где светлые воды Тэжу, смешиваются с волнами Атлантики.

Хронист Мануэл де Перестрелу записал в своем отчете: «Они отбыли из города Лисабона в Вербное Воскресенье 24 марта указанного года…»

Впрочем, как установили позже? Вербное Воскре­сенье 1553 года приходилось на 26 марта. Эту дату и следует считать днем отплытия Камоэнса в Индию. В двадцать восемь лет ему пришлось начинать новую жизнь.

«После того как я покинул эту землю, – напи­шет он своему другу дону Антану де Норонье, – словно удаляясь в иной мир, я отправил на висели­цу столько надежд, питавших меня до тех пор… Все мне представилось во мраке, и последние слова, ко­торые я произнес на корабле, принадлежали Сципиону Африканскому: «Неблагодарная отчизна, не обретешь костей моих». Не совершив греха, что за­ставило меня томиться три дня в Чистилище, я под­вергся нападению трех тысяч злых языков, гнусных наветов, проклятых инсинуаций, порожденных чис­той завистью… Итак, я не знаю, чем мне заплатит Господь, узнав, что я так счастлив избежать столь­ких уз, что привязывали меня к этой земле, которую меня вынудили покинуть события…»

Какие события имел в виду поэт – мы уже знаем.

Подробного описания плавания армады, на кото­рой был Камоэнс, не существует. Известно лишь, что в самом начале «произошло событие, заставив­шее корабли разделиться». Благодаря скупым запи­сям хрониста мы знаем, что ужасная буря, неожи­данно налетевшая, рассеяла армаду. Море – олице­творение предательства – подтвердило свою репута­цию и на сей раз. Одно судно вернулось в Лиссабон, другое укрылось в ближайшем порту, судьба третье­го вообще долгое время оставалась неизвестной. И только «Сан-Бенту», по словам того же Мануэла де Перестрелу, «во много раз превосходящая все ос­тальные в размерах и прочности», благополучно продолжала плавание.

Вначале корабль плыл вдоль североафриканских берегов. Оставив по левому борту Мавританию, где когда-то царствовал мифический Антей и Геспериды возделывали свои сады, «Сан-Бенту» повернул на юг и углубился в просторы безбрежного океана. Позади скрылась Мадейра, прошли знаменитый мыс, который тогда называли Зеленым, и проплыли среди «Счастливых островов», куда «некогда удали­лись любезные дочери «Геспериды», напишет Камо­энс, имея в виду Канарские острова.

Это был маршрут, известный тогдашним порту­гальским морякам с тех пор, как три каравеллы Васко да Гамы в 1498 году дошли до заветного малабарского берега в Индии. Завершилась многолетняя эпопея, потребовавшая неимоверных усилий и мно­гих человеческих жизней.

Следуя далее вдоль африканского берега, морехо­ды «Сан-Бенту» плыли мимо страны, «где в изоби­лии находят металл, составляющий горе и счастье скупого»; в Гвинейском заливе увидели «опознава­тельные знаки» – на голубом небе силуэты зеленых пальм. Пересекая «жгучую линию, разделявшую мир на две равные части», то есть экватор, и оказавшись в Южном полушарии, они любуются пальмовым островом Сан-Томе.

Преодолев этот рубеж, каравелла отважно устре­милась на юг. Когда-то думали, что, если плыть дальше, неминуема встреча с ужасными чудовища­ми, обитающими в море, или того хуже – каждый будет обращен в пепел или «сварен заживо» в морской пучине.

Чтобы убедиться в этом, современнику достаточ­но было взглянуть на морские карты той эпохи. Се­годня они кажутся нам, как говорил писатель – мо­реход Дж. Конрад, «сумасбродными, но в общем ин­тересными выдумками». В те же времена карты чи­тались так, как теперь мы читаем фантастические романы. Об этом однажды написал Оскар Уайльд, мечтавший воскресить искусство лжи и не случайно вспомнивший при этом о прелестных древних кар­тах, на которых вокруг высоких галер плавали все­возможные чудища морские.

Разрисованные пылким воображением их твор­цов, древних картографов, карты и в самом деле вы­глядели чрезвычайно красочно. На них пестрели аллегорические рисунки, были очерчены «страны пиг­меев», обозначены мифические Острова Птиц, зага­дочные Гог и Магог, отмечены места, где обитают сказочные единороги и василиски, сирены, крыла­тые псы и хищные грифоны. Здесь же были указаны области, где будто бы жили люди с глазом посреди­не груди, однорукие и одноногие, собакоголовые и вовсе без головы.

Создатели этих карт не столь­ко руководствовались наблюдениями путешественников, посетивших дальние страны, создателей ранних глав великого приключения человечества – познания Земли, сколько черпали сведения античных авторов Птолемея и Плиния, следуя за их «географическими руко­водствами» в описании мира.

Точно так же и рассказы древнегреческих писате­лей привлекали прежде всего сообщениями о таин­ственных, мифических странах и чудесах, которыми они знамениты. У Гомера поражало описание стра­ны одноглазых циклопов, а у Лукиана удивляли легенды об «индийских чудесах».

Образы чудес загадочной Индии влияли и на сре­дневековую фантастику. Тогда же начал складывать­ся жанр вымышленного путешествия. Его творцы свои вымыслы о неведомых землях преподносили как достоверные свидетельства очевидцев, а подлин­ные сведения землепроходцев и мореходов переос­мысливали, бывало, в традиционном ключе, стре­мясь лишь к тому, чтобы поразить чудесами впечат­лительных современников.

Можно представить, как действовали на вообра­жение, пребывавшее в плену тогдашних представлений, «свидетельства» об изрыгающих пламя дьяво­лах, обитающих в загадочной Индии, где якобы на­ходилось и «Царство пресвитера Иоанна». Следуя легенде, португалец капитан Себастьян Кабот на своей карте поместил эту святую землю обетован­ную в Восточной и Южной Индии. И не случайно Рабле, в эпоху которого легенда эта продолжала воз­буждать всеобщий интерес, писал о предполагаемом сватовстве Панурга к дочери «Короля Индии» пресвитера Иоанна. Намечал автор «Пантагрюэля» и путешествие своего героя в эту страну, где будто бы находился вход в преисподнюю.

Представления о сказочных странах, населенных фантастическими существами, отразились и в твор­честве других писателей. Отелло, рассказывая венецианскому Совету о своих скитаниях, о больших пе­щерах и степях бесплодных, упоминает и об «антро­пофагах» – людях с «головами, что ниже плеч рас­тут». Легенды о призрачном острове Св. Брандана вдохновляли Т. Тассо при описании садов Армиды в поэме «Освобожденный Иерусалим». Описание «ин­дийских чудес» встречается у Деккера и Бекона, Бен-Джонсона и Флетчера, у других авторов.

В середине XIV века французы и англичане зачи­тывались списками сочинения сэра Джона Мандевиля, поведавшего о своем поистине необычайном 34-летнем хождении по свету.

Где только не побывал сэр Джон: ступал по земле Кадилья, что к востоку от владений китайского хана, был в «стране пигмеев», видел и описал гри­фона, засвидетельствовал существование живого «баранца» и сказочной магнитной горы, притягивающей железные части кораблей, что ведет к их ги­бели, горы, которую после этого тщетно пытались отыскать; наконец, разрешил еще одну загадку – пояснил, что Нил берет начало в раю.

Долго верили этим выдумкам, сразу же переве­денным чуть ли не на все европейские языки и от­тиснутым в 1484 году только что изобретенным ти­пографским прессом, пока не выяснили, что попу­лярное сочинение – мистификация. Автором ее оказался некий Жан де Бургонь, бельгийский врач и математик. Было установлено, что он всего-навсего ловкий компилятор древних и средневековых авто­ров, искусно повторяющий за ними были и небыли­цы.