Конан Дойл - Максим Чертанов

Расправившись с тюленями, «Надежда» двинулась дальше на север и между 79 и 80 градусами обнаружила китов. Кита Конан Дойл к существам низкой организации не относил, напротив, как всякий китобой, признавал за ним значительный интеллект (вспомним «Моби Дика»), но в китовой охоте тем не менее находил наслаждение: в его глазах схватка с таким могучим и достойным соперником была не подлым убийством, а честным сражением сродни рыцарскому или боксерскому поединку. (Сомнительная точка зрения: о поединке могла идти речь до 1867 года, пока Фойн не придумал гарпунную пушку, а в 1880-м это уже была бойня.)

Читая главы «Воспоминаний и приключений», посвященные арктической экспедиции, все время сожалеешь о том, что Дойл не стал специализироваться в такого рода прозе, настолько хорошо и живо они написаны, и удивляешься, почему человек, питавший настоящую страсть к путешествиям, собственно о путешествиях писал не так уж много (единственная вещь, где от начала до конца описывается экзотическая поездка, – «Затерянный мир»), а к теме Арктики, которая произвела на него неизгладимое впечатление, почти совсем не обращался. Были у него в этом арктическом путешествии и самые настоящие приключения с опасностью для жизни, правда, говорит он о них отнюдь не в героической тональности, как, например, об эпизоде, когда капитан Грей не разрешил ему в первый раз принять участие в охоте, а велел остаться на корабле: «Все мои протесты оказались тщетными, и в конце концов в самом мрачном настроении я уселся на фальшборте, свесив ноги с внешней стороны, и так укрощал свой гнев, то взлетая вверх, то падая вниз в унисон с корабельной качкой. Оказалось, однако, что в самом деле я сидел на тонкой корочке льда, покрывавшей дерево, и поэтому, когда волна наклонила корабль под особенно острым углом, меня выбросило, как пробку, и я исчез в море под двумя льдинами. Однако в результате этого происшествия я получил то, что хотел, поскольку капитан заметил, что раз уж мне в любом случае суждено было свалиться в океан, то нет разницы, где мне находиться – на льду или на корабле». Осчастливленный разрешением сойти на льдину, доктор не замедлил в тот же день еще несколько раз грохнуться в воду, получив таким образом почетное прозвище «Великий северный ныряльщик». В общей сложности за время плавания он едва не погиб дважды или трижды.

Как всякий, кто видел Арктику, Дойл отмечает особое «потустороннее ощущение», возникающее в северных морях – чувство бесконечного одиночества и затерянности. Это чувство усугублялось тем, что члены экспедиции не знали ничего о том, что делается в окружающем мире; когда они отправлялись в путь, «похоже было, что надвигается война с Россией». Какая еще война, спросим мы – а дело в том, что, во-первых, Россия, одержавшая победу в войне с Турцией, нарушила ограничения, наложенные на нее после поражения в Крымской войне, что вызывало раздражение Англии, а во-вторых, интересы двух стран столкнулись в Афганистане; Англия и Россия в те годы беспрестанно угрожали друг другу. В Афганистане же за те семь месяцев, что доктор Дойл плавал по морям, произошло немало горячих событий, в том числе известная битва при Майванде, закончившаяся поражением англичан – та самая, в которой будет тяжко ранен доктор Уотсон. «Возвращаясь, мы подошли ко входу в Балтийское море, не имея ни малейшей уверенности в том, что какой-нибудь крейсер не подобьет нас так же, как мы подбивали китов».

Все, однако, закончилось – не исключено, что к некоторому разочарованию двадцатилетнего доктора – вполне спокойно и благополучно: он получил честно заработанные 50 фунтов, осенью 1880-го ухаживал за пятью девицами одновременно и даже умудрился в зимнюю сессию сдать выпускные экзамены «с неплохими, но не выдающимися результатами», получив степень бакалавра медицины и магистра хирургии (чтобы получить ученую степень доктора медицины, нужна была еще практика и защита диссертации). Дойл был весьма неплохим карикатуристом: он нарисовал себя с дипломом, сопроводив рисунок подписью «Лицензия на убийство». Он также отметил, что в результате плавания из мальчишки стал «совсем сложившимся мужчиной» – заявление, как будет видно из дальнейшего, несколько преждевременное: во многих отношениях доктор останется мальчишкой до конца своих дней. Было, однако, в этой поездке и некоторое разочарование, а именно – «застой, если не хуже» в умственной и духовной сфере.

Горячий интерес к холодным широтам у Конан Дойла сохранился на всю жизнь: «Память... об огромных, опоясанных льдом темно-голубых озерах, о безоблачном небе бледно-зеленого цвета, где-то на горизонте переходящего в желтоватый, о шумных стаях птиц, не боящихся человека, о громадных, с лоснящимися спинами морских животных, об увальнях-тюленях, резко выделяющихся на фоне ослепительной белизны, – все это когда-нибудь возвратится к человеку в его воспоминаниях...» Недаром в «Волшебной двери» среди любимых произведений Дойла названы «Спасательная служба в Арктике» Адольфа Грили и «Путешествия „Дискавери“ в Антарктиду» Роберта Скотта.

Дойл срочно взялся искать место – дело весьма сложное для начинающего врача, которого, несмотря на диплом, никто не принимает всерьез. Чтобы купить готовую практику, то есть приобрести кабинет вкупе с пациентами у врача, уходящего на покой или переезжающего в другое место, не было денег, а просто приехать в какой-нибудь городишко (об Эдинбурге и думать нечего: можно себе представить, какая конкуренция царила в городе медиков) и с нуля начать конкурировать с уже известными врачами – очень рискованно. Должности в клиниках, как мы уже говорили, также были молодому специалисту недоступны. Куда только доктор Дойл не обращался, но ничего подходящего не подворачивалось: «Я предлагал свои услуги различным компаниям в качестве корабельного врача, но и на это жалкое место с платой в сотню фунтов столько охотников, словно дело идет о должности вице-короля Индии».

В итоге все лето и начало осени 1881-го Дойл, хотя уже ставший формально доктором, опять был вынужден провести в качестве ассистента у настоящего доктора – Хора из Астона (мы помним: завтрак – приемы – обед – визиты – ужин – ночные вызовы – завтрак). «Был вынужден» – это выражение корректно лишь отчасти: конечно, Артуру отчаянно хотелось встать на ноги самому, но работа у Хора и общение с его семьей доставляли ему большую радость. Было весело, иногда даже чересчур: астонские предания гласят, будто однажды доктор Дойл получил выволочку в местной полиции за то, что вместе с другим молодым ассистентом Хора и его малолетними детишками разослал нескольким уважаемым гражданам фальшивые приглашения на бал.

Дурака доктор валял, разумеется, в свободное от работы время. Он написал еще одну научную работу, посвященную диагностике и лечению лейкоза, которая была опубликована в журнале «Ланцет». Также в этот период были написаны несколько рассказов: «Кости» («Bones. The April Fool of Harvey's Sluice»), «Квадратный ящичек» («That Little Square Box»), «Дуэль на сцене» («An Actor's Duel and The Winning Shot»); это изящные, вполне профессионально скроенные тексты, обнаруживающие неплохой дар юмориста, но по-прежнему лишенные индивидуальности. В рассказе «Квадратный ящичек», действие которого происходит на корабле, герой-рассказчик случайно подслушивает разговор двоих террористов-фениев, которых сопровождает загадочный ящик, и, сразу подумав о взрыве, впадает в отчаяние. Жуткий ящик в конце концов оказывается всего-навсего клеткой для почтовых голубей, а «фении» – обычными джентльменами, но интересно в рассказе не это: герой испытывает ужас лишь до того момента, как встречает своего старого друга, решительного и умного человека, а с той минуты, как друзей становится двое, паника тотчас уступает место деловитому обмену версиями и разгадыванию тайны. В «Костях» появляется герой, увлекающийся химическими опытами. Потихоньку, шаг за шагом – к будущей идеальной схеме.