Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии - Михаил Майзульс

Птицеголовая Агада. Южная Германия. Ок. 1300 г.

Jerusalem. Israel Museum. Ms. 180/57. Fol. 25v – 26

Видимо, сами иудеи в XIII–XIV вв. не видели в ношении юденхута ничего унизительного или настолько к нему привыкли, что перестали его воспринимать как навязанный им знак. На личной печати раввина и знатока галахи Моше бен Менахема из Цюриха, которая сохранилась на одном документе 1329 г., были изображены три юденхута, соединенных «макушками» в треугольник[111]. Юденхуты помещали и на символику крупных еврейских общин. На знамени еврейской общины Будапешта, которое точно применялось уже в 1475 г., был изображен юденхут с пятиконечной звездой. А на «флаге царя Давида», которым с 1354 г. пользовалась еврейская община Праги, судя по всему, был изображен юденхут, вписанный в звезду с шестью лучами[112].

В христианской иконографии не всякий персонаж в юденхуте – иудей, и не все изображения иудеев обличают иудаизм. Это хорошо видно в Морализованных Библиях – роскошных рукописях, которые появились в начале XIII в. Первые из них создавали в Париже для членов королевского семейства. Эти манускрипты представляли ветхо– и новозаветную историю в виде череды иллюстраций – небольших сцен, заключенных в одинаковые круги. Каждая из них сопровождалась краткой подписью: в одних рукописях – на латыни, в других – на старофранцузском.

Отличие этого типа книг от других «Библий в картинках», каких было немало в Средневековье, состояло в том, что каждая сцена в них сопровождалась «морализацией». Это был комментарий, который извлекал из нее урок, значимый для понимания судеб Церкви или спасения души человека. Например, в Синайской пустыне израильтяне возроптали на Моисея за то, что им приходится питаться одной манной (Числ. 11). В «морализации» объяснялось, что ропчущие олицетворяют неправедных ученых, которые стремятся к мирскому, нехристианскому знанию и богатству[113]. На каждом листе таких рукописей воспроизводилась одна и та же схема: в верхнем круге изображен эпизод из Библии, а рядом – подпись. Ниже – круг со сценой-морализацией и своей подписью. Всего на одном листе помещали по четыре ветхо– или новозаветных эпизода и четыре сцены-морализации.

Интерпретируя Ветхий и Новый Заветы, составители Морализованных Библий откликались на самые острые вопросы, которые тогда волновали Церковь: соотношение мирской и духовной власти, легитимное и нелегитимное богатство, отношение клириков к светским наукам, борьба с ересью, место иноверцев в христианском обществе… В мире, который представляют сцены-морализации, добро постоянно противопоставляется злу: человека осаждают искушения и пороки (гордыня, алчность, сластолюбие и т. д.), праведники противостоят грешникам, благочестивые клирики сражаются с еретиками и иноверцами, прежде всего иудеями, Антихрист восстает против Христа. На значительной части иллюстраций силы зла атакуют Церковь или, напротив, терпят поражение и летят в геенну огненную – истинная вера торжествует.

Кто угрожает христианскому обществу? В кратких подписях к морализациям составители этих рукописей постоянно обличают иудеев (iudei на латыни/gieux по-французски), еретиков (publicani/populicanz), неверных (infidels/miscreanz) или злодеев без конкретных характеристик (pravi или iniqui / malegentа)[114]. Однако во множестве мест, где текст говорит, скажем, о «неверных и врагах Господа», критикует языческих философов, бичует скупцов или просто напоминает о коварстве дьявола и его клевретов, на иллюстрациях появляются бородатые мужчины в юденхутах, словно за каждым проявлением зла составители Морализованных Библий все равно видели иудеев[115].

Например, в рукописи, которая была изготовлена для юного короля Людовика IX, а сейчас хранится в сокровищнице собора в Толедо, есть сцена, где Стефатон протягивает Христу губку, пропитанную уксусом[116]. На голове у последнего мучителя Христа закреплены (или растут?) два крылышка. Эта странная деталь явно восходит к античным изображениям Меркурия или Персея с небольшими крыльями на голове. В XIII–XIV вв. такие крылья нередко встречались во французской, английской, фламандской и немецкой иконографии. Как правило, они указывали на принадлежность их обладателя к миру зла. С такими крылышками порой изображали демонов, но чаще – древних врагов избранного народа (например, филистимлян) и дьявольски жестоких палачей Христа или христианских мучеников[117].

В комментарии к сцене со Стефатоном было сказано, что губка, которую он протянул Христу, олицетворяет лживые и тщеславные сердца иудеев, а уксус – «доктрину закона», т. е. иудаизм. Еврейская вера предстает как дьявольский оппонент и противоположность христианства. Поэтому на иллюстрации к этому толкованию смиренный Христос терпит удары плети, которые ему наносит бородатый иудей в юденхуте, а рядом стоит группа из трех иудеев в юденхутах немного другой формы. Они держат в руках агнца – напоминание о жертвоприношении, которое совершалось на Пасху в Иерусалимском храме; свиток – олицетворение Ветхого Завета в противоположность Новому, который обычно изображали как кодекс – книгу привычной нам формы из сброшюрованных тетрадей; и кошель с монетами – столь же вездесущее напоминание об иудейской алчности и занятиях ростовщичеством. Иначе говоря, комментарий превращает нечестивого Стефатона в олицетворение иудаизма, а юденхуты, в которые одеты враги Господни, прямо соотносятся с демоническими крыльями на его голове[118].