Приятель - Дэвид МакГроги

Девочки пугали меня особенно. Если оценивать умение общаться с детьми по десятибалльной шкале (скажем, «единица» – Джейк Барнс из «Фиесты» Хемингуэя, а «десятка» – Джули Эндрюс в роли Мэри Поппинс), то я заработаю что-то между «единицей» и «двойкой». Девочки вовсе не страдали излишней застенчивостью, но мне это мало помогало. Они не лезли в карман за словом, о чем бы ни зашла речь. Они постоянно горячились. Их ничуть не интересовали ни бейсбол, ни гольф, ни баскетбол – если говорить о том, что больше всего нравится мне. Они совершенно не желали идти в кафе «Френдлиз» и есть там мороженое (я-то как раз считал, что это получится само собой). Их не удавалось подкупить ни макарошками в Норт-Энде, ни попкорном, купленным в киоске на стадионе «Фенуэй Парк». Зато они были заядлыми любительницами верховой езды, фанатками кукол типа «Американская девочка» и обожали часами перебирать всевозможные клички для животных, как настоящих, так и воображаемых. А больше всего на свете они любили те вкусности, которые готовила им мама. На меня же если и обращали внимание, то чаще всего для того, чтобы сурово заметить: их мама – «наша, а не твоя». Мне предстояло многому научиться.

И все же мы с Пэм старались проложить дорожку к совместной жизни. Лично мне стало ясно, что я хочу жениться, в сентябре, как раз в самый разгар первенства Американской бейсбольной лиги. Я сидел в своей постоянной ложе на трибунах стадиона «Фенуэй», а рядом остановился, чтобы поздороваться со мной, один довольно известный в городе человек. Мы были знакомы достаточно хорошо, чтобы оживленно договариваться о партии-другой в гольф, но не настолько, чтобы сыграть на самом деле. Как бы то ни было, в тот день я спросил, как поживает его невеста – женщина, которая, кстати говоря, представляла куда больший интерес, чем он сам. Человеку этому было чуть за пятьдесят, раньше он никогда не был женат, а с этой очень симпатичной учительницей был помолвлен уже лет пять.

– Ты понимаешь, у нас с ней ничего не вышло, – объяснил он с кислой миной.

И вот тут до меня дошло. Конечно, не вышло – как не выйдет и в следующий раз, и после. Такой уж он был человек – ни к чему и ни к кому не желающий серьезно привязываться, а таких кругом великое множество. У нас в «Глоуб» был один редактор, точно такой же тип; да и несколько моих коллег по тренажерному залу, и еще один парень, с которым я действительно не раз играл в гольф. Когда такому чуть за тридцать, это даже здорово: человек будто никуда не торопится, а терпеливо ожидает встречи со своей настоящей половинкой. После сорока в характере появляются подозрительные черточки: самовлюбленность, постоянная нерешительность или склонность к бессмысленным поискам «идеальной женщины». А уж когда перевалит за пятьдесят, то мысль обзавестись семьей начинает звучать мелодраматически. Очень похоже, что в этом случае ты закончишь свои дни восьмидесятипятилетним стариком в доме для престарелых и будешь мечтать, чтобы те, кто навещает других, уделили хоть несколько минут и тебе.

Так я сидел и мысленно выносил приговор своему знакомому, покачивая головой: нет, ничего у него не выйдет… И тут что-то кольнуло меня в сердце. А сам-то я? Уже не год и не два мы с Пэм все никак не могли решиться – правда, у нас были на то причины. Соединить жизни двух людей зрелого возраста, убеждал я ее (а заодно и себя) – дело нелегкое. Она не могла взять и переехать в город, а мне вовсе не светило жить среди подстриженных газонов и коттеджей со всеми удобствами, от которых до ближайшего бистро нужно ехать сорок минут.

С другой стороны, я уже привык почти каждый вечер ездить в пригород – повидаться с Пэм и ее дочками, да и она старалась вырваться в Бостон всякий раз, когда оставляла девочек у их отца. Все это было очень утомительно и как-то неполноценно, нужно было что-то менять – в конечном итоге, нужно было менять себя.

Вот так мы и оказались в «Сьерре», осмотрев в тот день еще несколько домов, которые нас ничем не привлекли.

– Ну да, конечно, их отец уже купил набор для выращивания цыплят, – говорила между тем Пэм. – Туда входит инкубатор, который медленно нагревает и поворачивает яйца, так же, как делала бы курица-несушка… – О любых животных Пэм всегда говорила с энтузиазмом, а особенно – о тех невероятных вещах, которые животные проделывают ради своих детенышей. В данном случае речь шла о том, что яйца необходимо поворачивать не меньше трех раз в сутки.

Симпатичная официантка поставила на столик заказанные мной аппетитно шипящие фахитас и буррито[24]для Пэм. Я жестом попросил принести еще стаканчик вина, которое оказалось недурным. Собственно, вино было не из лучших, зато неправдоподобно дешевое.

– Да, девочкам это понравится, – откликнулся я на рассказ Пэм, по-прежнему не придавая ему никакого значения. Больше в тот вечер о высиживании цыплят мы не говорили. Теперь, оглядываясь назад, я недоумеваю, как эта новость сумела незаметно просочиться сквозь кордоны моего инстинкта самосохранения, почему в мозгу не вспыхнул красный сигнал опасности, не раз выручавший меня в отношениях с прекрасным полом. Даже среди стран-членов НАТО немного найдется таких, что могли бы сравниться со мной по обостренному умению чуять угрозу, исходящую от перемен, причем чуять за много миль и много недель. Однажды, например, я наблюдал за Пэм в отделе специй одного супермаркета в Мэне. Она лишь взяла в руки кетчуп «Хайнц», тут же вернула его на полку и подцепила бутылочку побольше. Я сразу же сообразил, что она планирует летом, на каникулах, привезти дочек ко мне на дачу, хотя в тот момент на дворе стоял апрель. Конечно, наступит август – и я окажусь у себя на веранде в обществе двух девочек, поедающих гамбургеры с макаронами, и младшая, Каролина, будет щедро выдавливать кетчуп вот из этой самой бутылочки.

Едва одна моя подруга поинтересовалась, какой месяц года я люблю больше всего (кстати, пожалуй, октябрь), как я тут же догадался: через пару недель она заведет разговор о том, как здорово нам было бы пожениться осенью. Так она и поступила. Как-то раз вечером, после двух бокалов вина, заговорила: «Ну разве не замечательно было бы обвенчаться посреди поля в самый разгар осени, когда каждое дерево так и горит багрянцем?» Верно, очень здорово – только не с нею.

Я могу еще и еще приводить примеры этого чрезвычайно обостренного чувства опасности. Не то чтобы я всякий раз гордился собой, просто оно не однажды меня выручало. И вот в случае с Пэм, девочками и цыплятами этот дар подвел меня, заставив впоследствии засомневаться в его наличии. А ведь все должно было сразу сделаться ясным! Пэм – ветеринар, великолепный ветеринар, очень любящий животных. Дочери, кажется, полностью унаследовали эту ее любовь. Ни она, ни девочки ни разу в жизни не бросили на произвол судьбы ни единое живое существо. Я должен был бы в момент увидеть, как на экране монитора, мелькающие слайды этой презентации: инкубатор, яйцо, вот оно трескается, из него появляется крошечный цыпленок, потом он постепенно растет, превращается в большого петуха и вот уже гоняется за ни в чем не повинным Брайаном прямо по росистой траве во дворе дома.