Как ни крути - помрешь - Ким Харрисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне надо поговорить с моими партнерами, – сказала я,– но особых проблем я не вижу. Мы работаем втроем. Я, живой Вампир и человек.
Мне хотелось, чтобы Ник тоже был с нами, хоть официальнопартнером в фирме он не значился.
– И я, – пискнул Дженкс. – Я тоже. Тоже.
– Я не хотела решать за тебя, Дженкс, – ответила я. –Там Может быть холодно.
Таката хмыкнул:
– Под прожекторами и с разогретой толпой? Да никогда.
– Тогда все в порядке, – сказала я, страшноблагодарная. – Пропуска нам выпишут?
– Да. – Таката нагнулся за той же папкой, откудадоставал фотографию группы. – С этим вы пройдете мимо Клиффорда, а дальшепроблем не будет.
– Супер, – восхищенно сказала я, роясь в сумке в поискахсобственной карточки. – Вот мои контакты на случай, если захотите со мнойсвязаться до того как.
Вроде бы все завертелось, и я взяла стопочку плотныхкартонок, которую он мне протянул в обмен на мою черную визитную карточку.Глянув на нее и улыбнувшись, Таката засунул ее в на– рудный карман рубашки. Стем же выражением он повернулся и постучал по стеклянной перегородке между намии водителем. Мы свернули к обочине, и я ухватила сумку.
– Спасибо, Рэйчел, – сказал он, когда машинаостановилась, не съезжая с фривея. – Увидимся за двадцать секунд до полуночи вКолизее, чтобы вы прошли через нашу охрану вместе с моими ребятами.
– Договорились, – ответила я. Дверь открылась, Дженкс сругательствами нырнул в мою сумку.
Подуло морозом, и я прищурилась в предвечернем свете. Моямашина стояла тут же. Он что, прямо здесь меня и бросит?
– Рэйчел? Я серьезно. Спасибо тебе. – Таката протянулмне ладонь. Я твердо ее встряхнула. У него пожатие было крепкое, а рукав моейказалась тонкой и костистой. Профессиональной. – Я тебе очень благодарен, –сказал он, выпуская мою руку. – Правильно ты сделала, что ушла из ОВ. Выглядишьклассно.
Я невольно улыбнулась.
– Спасибо, – ответила я, позволяя водителю помочь мневыбраться из лимузина.
Вампир, который вел мою машину, скользнул мимо меня ирастворился в самом темном углу, пока я завязывала пояс пальто и обматывала шеюшарфом. Таката помахал мне на прощание и водитель захлопнул дверь. Перед темкак уйти, низенький крепкий мужчина мне кивнул. Я осталась стоять в снегу, алимузин мгновенно влился в трафик и исчез.
Выждав промежутка в потоке транспорта, я скользнула в своюмашину. Печка работала на полную, и я глубоко вдохнула теплый воздух с запахомвампира, сидевшего на моем месте.
В голове у меня звенела мелодия, которую Таката пел мнеодной. Я буду обеспечивать безопасность его солнцеворотного концерта. Ничеголучше и придумать нельзя.
Я успела развернуться, проехать обратно мост через Огайо ивъехать в Низины, а Дженкс все молчал. Обалдевший от вида звезды пикси припарковалсяна обычном своем месте на зеркале заднего вида, глядя, как кучкующиеся снеговыетучи превращают яркий день в нечто уныло-депрессивное. Не думаю, что крылья унего посинели от холода – печка просто раскалилась. Это было смущение.
– Дженкс? – позвала я, и крылья у него замелькали так,что пропали из виду.
– Ничего не говори, – пробормотал он едва слышно.
– Дженкс, не так все было плохо.
Он повернулся: на лице отвращение к самому себе.
– Я забыл, как меня зовут!
Мне не удалось удержаться от улыбки.
– Я никому не скажу.
Крылья стали понемногу розоветь.
– Правда?
Я кивнула. Не надо много мозгов, чтобы сообразить, как важносамолюбивому пикси не терять уверенности в себе и присутствия духа. Я былауверена, что его вспыльчивость и злословие тоже из самолюбия проистекали.
– Не рассказывай Айви, – сказала я, – но когда мы впервый раз говорили, я перед ним просто пресмыкалась. Он мог воспользоватьсяэтим моим отношением, мог использовать меня как тряпку и выбросить вон. Он нестал. Он так себя вел, что я себе казалась интересной и важной, хотя тогда былапоследней шестеркой в ОВ. Он классный мужик. Настоящий. Он наверняка дажевнимания не обратил, что ты забыл, как тебя зовут.
Дженкс вздохнул – так глубоко, что вздох достал до печенок,наверное.
– Ты поворот пропустила.
Я качнула головой, останавливаясь на светофоре за жуткимвнедорожником, загородившим обзор. Наклейка на ржавом бампере гласила: «Средимоих лучших друзей есть люди. М-м, объедение!». Я улыбнулась. Только в Низинахтакое увидишь.
– Хочу глянуть, не проснулся ли Ник, раз уж мы здесь, –объяснила я. – Выдержишь еще немного? – спросила я Дженкса.
– Угу, – сказал он. – Я-то в норме, но ты это зряделаешь.
Загорелся зеленый, а я едва не заглушила мотор. Мы проползлиперекресток и заскользили в снежной каше, когда я прибавила газу.
– Мы сегодня в зоопарке поговорили, – сказала я степлым чувством внутри. – Кажется, у нас идет на лад. И я хочу похвастаться пропусками.
Пикси загудел крыльями.
– Ты уверена, Рэйчел? В смысле, ты тогда здорово егонапугала, протянув через него столько энергии. Может, не надо форсировать? Дайему немного воздуху.
– Уже три месяца даю, – пробормотала я. Взгляд у меняне отрывался от зеркала заднего вида – наверное, тип в машине за мной решит,что я с ним заигрываю. – Еще немного воздуху, и он взлетит. Слушай, я же несобираюсь переставлять мебель у него в квартире. Только пропусками похвастаюсь.
Дженкс промолчал, и я начала нервничать. Беспокойствосменилось удивлением, когда я завернула на стоянку и припарковалась позадипотрепанного грузовичка Ника. На пассажирском сиденье лежал чемодан. Утром еготам не было.
С отвисшей челюстью я глянула на Дженкса, и он невеселопожал плечами. Мне стало холодно от мыслей. Я перебирала в памяти наш разговорв зоопарке. Мы же сегодня в кино идем! А он собрал чемодан? Куда он намылился?
– Полезай в сумку, – тихо сказала я, не желая верить вхудшее. Не в первый раз я прихожу, когда Ник уезжает или уже уехал. Он то идело уезжал куда-то в последние три месяца, а я обычно узнавала, только когдаон возвращался. Но отключенный телефон и собранные вещи? Неужели я такошиблась? Если сегодняшнее свидание он задумал как прощальное, я просто умру.
– Рэйчел…
– Я открываю дверь, – сказала я, аккуратно кладя ключив сумку. – Останешься здесь и будешь надеяться, что не замерзнешь?
Дженкс завис надо мной с озабоченным видом – вот толькоруками уперся в бедра.
– Выпустишь меня, как только войдем в дом, – потребовалон.