Гонка за счастьем - Светлана Павлова

Полицейская машина, обогнав, резко затормозила. Пришлось прижаться к обочине тротуара. Обычно ей было нетрудно найти нужный тон с незнакомыми людьми — любезная улыбка и уважительное дружелюбие действовали, как правило, безотказно… С мужчинами можно было к упомянутому подпустить умеренную дозу кокетства и небольшое количество беспомощности, и, так как времени было в обрез, она напряглась в попытке изобразить максимум обаяния — с лучезарной улыбкой открыла дверцу машины и, увидев высоченного полицейского, начала извиняться за то, что зазевалась и не поняла, что сигнал относился именно к ней…

Вероятно, в этом-то и заключалась ошибка, нужно было сразу негодующе протестовать и отпираться, утверждать, что она ничего не нарушила и точно успела проехать на желтый свет… Но из машины выходил второй полицейский. Она тут же решила, что не стоит обострять ситуацию — лучше изобразить удивление и подождать разъяснения причины остановки, а дальше выбрать тактику по ходу разговора.

Тот, который был повыше и постарше, потребовал у нее права и документы на машину. Документы всегда лежали в бардачке, и она тут же предъявила их. С правами обстояло хуже — именно в это утро ей впервые за долгое время захотелось хоть чем-нибудь порадовать себя и, выдав любимое — «Веселюсь для себя!» — она надела это изысканно-строгое совершенство — воздушное букле, новый в черно-белую клетку маленький шанелевский костюм, именно такой, какие она всегда любила — ни убавить, ни прибавить. Разумеется, пришлось сменить и сумочку, и вот, уже заведенная утренней сценой, на грани слез, она, разиня, дала маху — о клипсах и косметичке вспомнила, а права переложить забыла…

С чарующей, как ей казалось, улыбкой, не считая возникшее недоразумение неразрешимой проблемой, Белла объяснила, что впервые забыла права дома…

У вас двойное нарушение — езда на красный свет и отсутствие прав. Это очень, очень серьезно… и нечему тут улыбаться.

Второй полицейский, совсем еще мальчик, в разговор не вступал интуиция и его отсутствующий вид подсказывали ей, что он скорее обязан, чем хотел бы участвовать в рассмотрении этой отнюдь не криминальной ситуации и не разделяет напористости своего старшего напарника.

Пока тот справлялся по рации, не находится ли машина в угоне и выяснял личность нарушительницы, неумолимое время продолжало свой бег, лишая ее остатков самообладания.

Полицейский, слушая по рации информацию, почему-то мрачнел и уже с нескрываемым раздражением поглядывал на нее, хотя услышанное, по ее мнению, должно было бы как раз успокоить его — права были получены в Париже, машина зарегистрирована на ее фамилию, все пошлины заплачены вовремя… Но что-то все же явно не устраивало его…

Закончив расследование, он приказал ей выйти из машины, подкрепив слова грубоватым жестом, который недвусмысленно означал — давай, мол, выметайся, да поживей…

Прежде чем вылезти из машины, она автоматически бросила быстрый, профессионально-оценивающий женский взгляд в переднее зеркало и внутренне ужаснулась: «И с такой образиной я еще что-то о себе полагала, корчась в улыбках!»

Мокрые, облепившие лицо волосы, размазавшаяся и плывущая по лицу косметика — зрелище, действительно, было малопривлекательным. Белла раскрыла зонтик и послушно выбралась под дождь, не понимая действий блюстителя порядка — на ее детски-беспомощное обещание быть внимательной не последовало никакой реакции…

Убедившись, что ключ остался в замке зажигания, он, ничего не объясняя, сел за руль и загнал ее «пежо» на тротуар, поставив в безопасное место.

— Почему вы мою машину…

Он оборвал ее, напомнив, что тут вопросы задает он, а ей лучше помолчать и не мешать ему составлять протокол. Затем, закончив писать, объявил:

— Дальше вам придется разбираться в полицейском участке, а машина останется на этом самом месте до тех пор, пока ее не заберет водитель с правами…

Ну и ну, просто псих какой-то, ладно еще красный свет, хотя и это сомнительно, но из-за отсутствия прав оставить ее в такой дождь без машины! Ведь убедился же по рации, что права у нее есть! Надо попытаться уговорить его…

— Извините, месье, но…

— Никаких «но», у меня нет времени на переговоры.

— Пожалуйста, месье…

— Видимо, вы плохо понимаете по-французски, могу повторить: машину — должен — забрать — водитель — с правами.

Очевидно, ей не повезло и она напоролась на ксенофобски настроенного типа, ее фамилия — а при регистрации брака она оставила свою, Загорская, — а также акцент выдавали в ней иностранку, иначе нечем было объяснить неприязнь, с которой он не просто произнес, а процедил сквозь зубы, слишком громко, медленно и внятно, последнюю фразу.

— Поверьте, месье…

— В этой стране живут по законам, мадам, и не советую нарушать их. А по закону вы обязаны водить машину только при наличии прав.

На этот раз ударение было сделано на словах «в этой» и «по законам».

— Я просто хочу объяснить, что нарушила правила впервые за десять лет…

— Все когда-то происходит впервые…

— И что же мне делать сейчас? Как я попаду на работу в такой ливень? Меня ждут студенты, я и так опоздала…

— Такси или общественный транспорт, к вашему сведению, мадам, в этой стране работают безотказно. А таким, как вы, не стоит и садиться за руль — опасно.

Почему именно таким, как она, опасно садиться за руль и, вообще, каким «таким», она выяснять не стала… «Стоп», — сказала она себе — уж очень вдруг захотелось послать его подальше и напрямик выдать, что давать характеристики и обобщать — не его собачье дело, его дело — отмечать нарушения, без реплик и комментариев… но раздражать и без того заведенного верзилу было себе дороже.

Она представила себе эту сцену со стороны, и ей стало противно — кому приятно чувствовать себя жалкой и беспомощной. Промокшая одежда липла к телу, было холодно, зонтик не спасал, и дождь, смешиваясь со слезами, вызванными попавшей в глаза тушью, окончательно размазывал по лицу ее остатки… Ей пришлось достать платок и стереть последние следы прежнего великолепия… носовой платок немедленно стал черным…

Но остановить слезы уже не было никакой возможности… И тут до нее дошло, что они вызваны не только и не столько тушью, сколько этой отвратительной утренней сценой с Виктором, когда он проехался по ее костюму, а заведясь, заодно и по всей матушке России… А может, эти слезы — неожиданно прорвавшийся результат многочисленных подобных сцен из их жизни, когда приходилось подавлять себя, чтобы ради дочери сохранить хоть какое-то, пусть иллюзорное, семейное равновесие…

С другой стороны, если бы состав был водостойкий, она наверняка не разревелась бы… Она тут же дала себе слово больше никогда не покупать туши на водной основе, хотя раньше отдавала предпочтение именно ей, потому что такая тушь легче смывается. Эта мысль, как ни странно, слегка привела ее в чувство и даже немного рассмешила — если она способна думать о таких вещах, значит, не все еще потеряно. По крайней мере, с чувством юмора у нее пока все в порядке…