Тишина в Хановер-клоуз - Энн Перри

— Блестят? — переспросил Пит.

— Лакей зажег газовые лампы, — объяснил Лоутер. — Он был здорово напуган, могу поклясться.

— И что дальше?

— Я прошел в комнату. — Лицо констебля сморщилось, словно он вдруг вспомнил, что человек смертен. — На полу я увидел тело мужчины, сэр. Лицом вниз, вот только ноги его были немного согнуты, будто на него напали сзади, врасплох. Голова вся в крови… — Он коснулся своего правого виска, у линии волос. — На полу в десяти дюймах от него лежала бронзовая лошадь на подставке, дюймов восемнадцать в длину. На мужчине был халат поверх ночной рубашки, на ногах домашние туфли. Я подошел поближе, чтобы посмотреть, можно ли ему помочь, хотя сразу понял, что он мертв. — На лице констебля появилось выражение, словно у взрослого, жалеющего ребенка. — Лакею — парню было не больше двадцати лет, точно — стало дурно, и он сел на пол. «О, боже… — сказал он. — Это мистер Роберт. Бедная миссис Йорк!»

— Мужчина был мертв? — спросил Питт.

— Да, сэр, мертвее не бывает. Но еще теплый. И я точно знал, что окно было целым, когда я проходил мимо двадцать минут назад.

— Что вы делали дальше?

— Ну, понятно было, что его убили. И, похоже, кто-то забрался в дом с улицы — все стекло внутри, шпингалет отодвинут. — Его лицо помрачнело. — Но это был явно какой-то новичок ни стекольных работ, ничего — и такой беспорядок!

Питту не было нужды спрашивать, что такое «стекольные работы». Многие опытные воры пользовались этим приемом: на стекло наклеивалась бумага, которая будет удерживать осколки, а затем аккуратно и беззвучно вырезался круг, чтобы в отверстие можно было просунуть руку и открыть шпингалет. Искусный взломщик способен проделать эту операцию за пятнадцать секунд.

— Я спросил у лакея, есть ли в доме один из этих телефонных аппаратов, — продолжал Лоутер. — Он сказал — есть, и я вышел из библиотеки, оставив лакея у двери. Нашел аппарат, позвонил в участок и сообщил о преступлении. Потом спустился дворецкий — должно быть, услышал шум и, когда лакей не вернулся наверх, решил сам посмотреть, что случилось. Он официально опознал мертвого мужчину как мистера Роберта Йорка, сына достопочтенного Пирса Йорка, хозяина дома. Но того не было, он уехал по делам, и поэтому ничего не оставалось делать, как сообщить старой миссис Йорк, матери жертвы. Дворецкий послал за камеристкой — на случай, если леди станет дурно от такой новости. Но когда миссис Йорк спустилась, и мы ей сказали, то она вела себя очень спокойно и достойно. — Констебль восхищенно вздохнул. — В такие моменты понимаешь, что значит настоящая порода. Она стала бледной, как привидение, будто сама умерла, но не плакала при нас, а только попросила камеристку немного поддержать ее.

Питт видел много замечательных женщин, которых воспитывали переносить физическую боль, одиночество или тяжелую утрату, сохраняя внешнюю невозмутимость; их слез не видел никто. Эти женщины провожали своих мужей и сыновей на битвы при Ватерлоо или под Балаклавой, в экспедицию на Гиндукуш, на поиски истоков Голубого Нила, а затем для того, чтобы создавать империю и управлять ею. Многие сами отправились в незнакомые земли, стойко перенося нужду, лишения и разлуку со всем, что им дорого и близко. В представлении Питта миссис Йорк была именно такой женщиной.

Лоутер продолжал говорить тихим голосом, вспоминая печальный дом и горе его обитателей.

— Я спросил, не пропало ли чего. Было неудобно расспрашивать хозяйку в такой момент, но нам нужно было знать. Миссис Йорк была очень спокойна, но двигалась по комнате вроде как с опаской. Она сказала, что, как ей кажется, отсутствуют два маленьких портрета в серебряных рамах, датированных 1773 годом, хрустальное пресс-папье с гравировкой в виде цветов и свитков, маленький серебряный кувшин, в который ставили цветы, — об этом легко было догадаться, потому что сами цветы валялись на полу, а вода была вылита на ковер; непонятно, как мы не заметили этого раньше, — и первое издание книги Джонатана Свифта. Больше ничего она не заметила.

— Где хранили книгу?

— На полке, вместе с другими, мистер Питт… Это значит, она знала, где стоит книга. Я спросил, и она ответила, как будто в этом не было ничего особенного.

— Ага. — Питт медленно выдохнул. И сменил тему: — Убитый был женат?

— О, да. Но я не стал беспокоить его жену, бедняжку. Она спала, и я не видел смысла будить ее посреди ночи. Решил, пусть уж это сделают родственники.

Питт не стал его винить. Сообщать печальные новости близким жертв — одна из самых тяжелых обязанностей в делах об убийстве; тяжелее только видеть лица родственников виновных, когда они наконец узнают правду.

— Вещественные доказательства? — спросил он.

— Ничего, сэр, — покачал головой Лоутер. — По крайней мере, ничего существенного. В доме не нашли чужих вещей, и ничто не указывало на то, что грабитель был где-нибудь, кроме библиотеки. Ни следов обуви, ни обрывков ткани — ничего. На следующий день мы опросили всех слуг в доме, но они ничего не слышали. Никто не слышал, как разбилось окно. Но слуги спят на самом верху, на чердаке — наверное, они и не могли слышать.

— А снаружи? — настаивал Питт.

— Тоже ничего, сэр. Никаких следов под окном, но в ту ночь был ужасный мороз, и земля стала как железо. Я сам не оставил следов, хотя вешу около четырнадцати стоунов.[2]

— И достаточно сухо, так что на ковре ваших следов тоже не осталось? — спросил Томас.

— Ни одного, сэр. Я тоже об этом подумал.

— Свидетели?

— Нет, мистер Питт. Я сам никого не видел и не нашел людей, которые видели. Понимаете, Хановер-клоуз — это и вправду тупик; через него нет сквозной дороги, и чужие там не ходят, только местные жители, особенно зимой, посреди ночи. И шлюх там тоже не бывает.

Примерно это Томас и ожидал услышать. Но ведь шанс всегда есть. Остался один очевидный вопрос.

— А что насчет украденных вещей?

Лоутер поморщился.

— Ничего. Хотя мы очень старались — убийство как-никак.

— Что-нибудь еще?

— Нет, мистер Питт. С семьей говорил мистер Моубрей. Может, он расскажет вам больше.

— Я его спрошу. Спасибо.

Лоутер был удивлен, но особого облегчения, похоже, не испытывал.

— Спасибо, сэр.

Моубрея Питт нашел в его кабинете.

— Узнали, что хотели? — спросил тот; на его смуглом лице появилось выражение любопытства и смирения. — Лоутер опытный работник. Будь там что-нибудь, он бы этого не упустил.

Томас сел, стараясь расположиться ближе к камину. Моубрей подвинулся, освобождая ему место, и взял чайник, движением бровей предлагая еще чаю. Питт кивнул. Напиток был темно-коричневым, перестоявшимся, но горячим.

— Вы пришли на следующий день? — приступил к делу Томас.