Труба Иерихона - Юрий Никитин

От центральной дороги, вымощенной грубым кладбищенскимкамнем, влево ответвилась еще одна выложенная мрамором. А дальше открылся простор:окрестные могилы то ли сровняли с землей, то ли участок в самом центрепривилегированного кладбища берегли для самого президента страны, а теперь этоместечко перехватили. Сейчас в окружении гор золотого песка темнелчетырехугольный провал.

Четверо здоровенных парней, мастера спорта, как каменныенадолбы застыли у ямы. На их широких лицах с перебитыми носами было видностарание изобразить скорбь.

Еще четверо бодигардов, не допуская к такому священномуобряду простых рабочих кладбища, подошли к роскошному катафалку. Приученныекони стояли неподвижно, похожие на застывшие статуи из черного чугуна. Катафалкмедленно и торжественно распахнул чрево. Толпа разом вздохнула, по нейпрокатился говорок почтительного изумления.

Гроб с телом покойного поражал прежде всего размерами. Непотому, что покойный был великаном, все помнили маленького сухонького старичка,вора в законе, растерявшего здоровье в бесчисленных лагерях, но гроб выгляделгромадным из-за барельефов, массивных золотых ручек, что напоминали усы майскогожука. Ко всему прочему, из-за множества таких же массивных золотых ножек гробказался сколопендрой неимоверных размеров.

Бодигарды протянули руки к гробу, но Владлен Исаевич,кандидат в Первые, бросил властно:

Отставить!

Он первым, а за ним и три других вожака группировок подошлии сняли гроб. Оркестр заиграл еще печальнее. По толпе прокатился едва слышныйговорок. Называли имена этих четверых, самых известных и авторитетных воров взаконе.

Вперед выдвинулась оранжевая, блистающая золотым шитьем ряс,золотыми шапками и золотыми посохами группа людей, толстых и массивных, какбодигарды, но с лишними пудами дурного мяса и жира. Все как один вколоколообразных рясах, что вообще делали их похожими на стога прошлогоднегосена.

Вдова поймала быстрый взгляд старшего из этого кодла,митрополита московской патриархии: оценивающий, мгновенно раздевший ее,перевернувший так и эдак, раздвинувший ей ноги до треска в мышцах... Этому дажеее счет в швейцарском банке не нужен, как четырем донам, у него свои банки вШвейцарии.

Она улыбнулась митрополиту одними глазами, едва-едва, и тутже уловила ответное движение век. Вожак церковной группировки пообещал ей крышуи личное покровительство.

Четверо донов с гробом на плечах медленно разворачивались,побагровели от натуги. Возникла неизбежная суматоха, приглашенных набралосьслишком много, бодигарды начали теснить толпу, покойнику нельзя загораживатьдорогу.

Дорога к золотым горкам песка открылась прямая, народ вчерном выстроился по обе стороны. Траурная музыка заиграла громче, жалостливее.Четверо донов, пошатываясь, понесли гроб.

Вдова шла сразу за гробом, скорбная и молчаливая,ослепительно красивая в траурном платье. Черная вуалька на золотых волосахблестела, абсолютно не пряча их роскошь, а нежное лицо было открыто как свежемувоздуху, так и поцелуям будущего хозяина ее тела.

По ту сторону могилы уже сверкала золотыми рясами еще однагруппа в ризах-копнах, с высокими золотыми шапками, золотыми посохами, кадиламии прочими шаманскими вещами. Все как один осанистые, с могучими бородищами иширокими бандитско-холеными мордами.

Солнце на миг выглянуло из-за туч. Золотое шитье засиялоослепительным блеском. На пудовых золотых крестах заблестели драгоценные камни.Сверкали золотые пуговицы, длинные, искусно изготовленные за рубежом посохи.Священнослужители выделялись среди одетой в черное братвы, как африканскиежрецы среди голых негров.

Доны на подгибающихся ногах донесли гроб до могилы.Несколько мгновений казалось, что уронят, но бывшие спортсмены сохранили достаточносил, чтобы собраться, удержать и удержаться самим. Тяжелый черный ящик бухнулсяна горку оранжевого песка, примял, а золотые лапы жадно погрузились, зарылись.

Могучий дьякон взмахнул кадилом. Хор певчих за спинамицерковной братвы грянул ангельскую песнь. Сам дьякон рявкнул таким могучимнизким басом, что автомобили на стоянке вздрогнули и присели в испуге. Старшийиз попов окропил гроб, вскинул крест и четырежды помахал по сторонам,благословляя пришедших на проводы и одновременно отпуская им грехи нынешние ибудущие.

Бодигарды стояли спинами к могиле, удерживая толпу. Этимелкие вожаки районных и микрорайонных группировок не знают приличий, вот слевапо периметру наметилось вздутие, крепкие молодые парни в черных костюмахвластно раздвигают стражей...

Вперед к самой могиле вышел такой же крепкий, но уженемолодой мужчина с широким лицом профессионального боксера. На скулах и правойщеке остались следы от старых ран, а нос был расплющен, будто ударом молота.

По толпе прошел шепоток: узнали Кешу Воркутинского, новоговожака межрайонной группы. Он появился из воркутинских лагерей, тут же собралбратву и вступил в борьбу за власть над центром города.

Кеша вскинул руку. Траурный марш послушно оборвался, амитрополит заткнулся, словно свинья с кляпом во рту.

Дорогие друзья! сказал Кеша свирепо, словно прорычал.Сегодня прощаемся с нашим дорогим другом, который так много сделал для всехнас!.. Он умел быть умелым судьей в наших нелегких спорах, умел быть любящимотцом своим детям и, не побоюсь этого слова, всем нам!.. Каким он былпрекрасным семьянином, могут подтвердить многие, очень многие... Двери его домавсегда были широко распахнуты для друзей, а такие прекрасные люди имеют многихдрузей!.. Причем в самых разных кругах...

В это же самое время в трех шагах от одной из милицейскихмашин, что находилась в двух километрах от кладбища, остановился потрепанныйжигуленок. Вылез растерянный молодой парень, взлохмаченный, свиновато-заискивающей улыбкой на жалком лице вечно трясущегося интеллигента.

Ребята! Он подбежал к их машине, взмолился: Второй часкружу!.. Где этот проклятый Козихинский переулок?.. Все посылают в Козицкий, нона фиг мне Козицкий, я там уже три раза был... Мне Козицкий не нужен, мне быКозихинский, в конце концов бы...

Милиционеры засмеялись, переглянулись. Новые русские, как ивсе уверенные в себе ребята, задают вопросы не покидая машины и цедя словачерез нижнюю губу с таким трудом, словно делают тебе одолжение, а эти интелькивечно выскакивают, кланяются, чуть ли не приседают, как пугливые или чересчурпочтительные китайцы.

Старший патрульный профессионально зорко огляделокрестности. Тихо, в оставленном жигуленке смутно белеет лицо крашенойблондинки с вытянутым, как у козы, лицом. Одета бедненько, но строго, явнобиблиотекарша или школьная учительница.

Второй патрульный заржал так, что живот заколыхался, какстудень. Старший вытащил из бардачка карту, сказал весело:

Сколько этих лохов попадается с этим гребаным Козихинским!Раз в месяц я постоянно кому-то да объясняю разницу.