Сталин и Гитлер - Ричард Овери

Выбор флага со свастикой подчеркивал ту степень, до которой национальные символы диктатуры были связаны не с националистическим прошлым, а национал-социалистическим настоящим. Одним из примеров этого был национальный гимн. После 1933 года режим настаивал, чтобы только первый из трех куплетов исполнялся голосом; второй считался тривиальным, а третий куплет напоминал о страстном стремлении либералов XIX века к «свободе и справедливости». Вместо этого за первым куплетом должно было следовать на всех публичных мероприятиях пение двух куплетов песни о Хорсте Весселе – партийного гимна, написанного юным членом СА, убитым коммунистами в 1928 году в Берлине, в маленькой комнате, которую он делил с проституткой103. Песня о Весселе «Поднимите знамя» являлась призывом к оружию во имя Национал-социалистического движения, но не нации. Подрыв национальных символов партией привел скорее к снижению, а не усилению традиционного чувства верности нации. В 1934 году ежегодный праздник, организовывашийся в память о Бисмарке, основателе современной Германии, был отложен102. В том же году присяга, которую давали солдаты, поступающие на военную службую, была изменена так, что клятва на верность конституции и обещание «защищать Германскую нацию» были заменены на персональное заявление о «беспрекословной преданности» личности Адольфа Гитлера, «лидера Германской нации»103. Когда в январе 1939 года меняли текст присяги в Красной Армии, обет «бороться за Советский Союз, за социализм», был заменен не на клятву верности Сталину, а на более патриотичную «народу и родине»104.

Идея партии как олицетворения нации и Гитлера как персонификации национальной борьбы, предлагала особую версию Германской государственности в сравнении в другими концепциями нации. Федеральное государство-нация, унаследованное от республики, было отброшено в сторону в результате реформ местного самоуправления в 1934 году, которые положили конец независимости периферийных регионов и сконцентрировали принятие решений в Берлине. Отложены в сторону были консервативные версии Германского будущего. В 1933 году Германская национальная народная партия (DNVP), основная националистическая партия Германии на протяжении большей части 1920-х годов, приверженная консервативному преобразованию республики, была вынуждена самоликвидироваться. В марте 1933 года ее название было изменено на Германский национальный фронт, чтобы она меньше напоминала старомодную партию. Два месяца спустя полувоенное крыло движения, зеленорубашечники «Боевого круга», было запрещено как рассадник антинацизма, а его лидер – Герберт фон Бисмарк, племянник великого Бисмарка, был арестован. 27 июня 1933 года партия проголосовала за само роспуск до того, как этого потребовал Гитлер105.

Патриотическая Пангерманская лига, основанная в 1889 году для продвижения идеи союза всех немцев, также оказалась в сложных отношениях с новыми властями, так как подобно DNVP, ее устремления были слишком реакционными, и она не скрывала свое недоверие к национал-социализму. После шести лет периодических нападок со стороны нацистской партии, 13 марта 1939 года все ее офисы в Германии были опечатаны Гестапо; некоторые ее лидеры были арестованы за их контакты с консервативным сопротивлением, а сама Лига была ликвидирована106.

Национал-социалистический имидж нации, как и понятие народ, страдал от той же неясности определения, характерной для более раннего народного национализма. Вопрос о территориальности оставался не решенным большую часть периода диктатуры. Национал-социалисты знали, что Германия периода Версальского соглашения не была Германской нацией, как они ее понимали, потому что она не включала всех немцев или исторические области германских поселений. Гитлер никогда не забывал о намерении расширить территорию Германии, но эти амбиции он умышленно оставлял туманными, поскольку требования вернуть области, потерянные в Версале, просто восстанавливали старый Рейх эпохи Бисмарка, тогда как они исключали немцев из бывшей империи Габсбургов. Картографы обнаруживали, что они находятся под постоянным наблюдением со стороны партийных функционеров, когда пытались трактовать претензии Германии слишком узко, или предлагали ясное определение этнической или культурной области «немецкости» за пределами существующих границ государства. Карты расового состава Европы были запрещены к изучению в школах. В марте 1938 года географами и этнографами была сделана последняя попытка построить приемлемую карту всей Германской государственной территории. Были согласованы три отдельные категории территорий: категория I для основной территории Германии, категория II для смешанных областей, пролегающих между сердцевиной Германии и исконными областями других народов, и категория III для всех немецких анклавов, находящихся среди отдаленных или враждебных регионов. Однако 4 ноября 1938 года партийный отдел цензуры, запретил все общие карты предполагаемых национальных территорий107. К этому времени Великая Германия, включавшая немцев бывшей империи Габсбургов, была уже создана после воссоединения с Австрией в марте 1938 года и оккупации Судетской области в Чехословакии в начале октября. Партийные радикалы уже смотрели в направлении следующей стадии Великогерманской империи на востоке108.

Скорее кровь, а не почва, были определяющими факторами национал-социалистической нации. Озабоченность вопросами крови, а не генов, был вопросом семантического выбора; когда в XIX веке немецкие ученые классифицировали расы в соответствии с их качествами, они говорили о «крови», как о ключевом признаке. Метафора крови легко понималась и соответствовала более мистическому национализму, видевшему в крови транспорт особого национального духа, передающегося от одного поколения к другому. В 1913 году Закон о национальностях, принятый в Германии, определял людей немецкой национальности исключительно в понятиях крови109. Общность «расовой крови» рассматривалась Гитлером как фундаментальная предпосылка развития германской нации110. Немецкая национальная идентичность в XIX веке использовала метафору тела, предполагая общий союз всего народа; при Гитлере режим вознамерился определять национальное тело не как метафорическое понятие, а как биологическую определенность. Вопросы государственности в Третьем рейхе были меньше связаны с проблемами культуры или общей истории, которая была открыта для широкой интерпретации, и больше – с идеей того, что называлось «генеалогической общностью»111.

Национальная общность в первые годы режима определялась особым законодательством, указывавшим, кто являлся, а кто нет, расовым немцем. Первый закон «был издан 14 июля 1933 года – «Об отмене натурализации и лишении германского гражданства». Мишенью закона были главным образом евреи.

Недавно натуролизовавшиеся восточные евреи были лишены своего статуса; немцы, проживающие за рубежом и являющиеся врагами нового Рейха, могли быть «денатуролизованы». Именно по этому закону Альберт Эйнштейн, отправившийся в эмиграцию в Соединенные Штаты в 1933 году, был лишен германского гражданства112. В 1935 году на партийном съезде в Нюрнберге Гитлером был объявлен первый всеобъемлющий закон о национальностях. 15 сентября 1935 года Рейхстаг собрался на специальную сессию в Нюрнберге, где одобрил два отдельных закона; первый «О защите Германской крови и Германской чести», второй – закон «О Гражданстве в Рейхе». Закон был в первую очередь направлен против евреев, чей статус «германцев» все еще формально оставался нетронутым. Браки между немцами и евреями были запрещены; то же касалось и сексуальных связей вне брака – для защиты «чистоты Германской крови». Второй закон предусматривал гражданство только тем, кто обладал «Германской или родственной ей кровью», если они «выражали желание и были способны к служению германскому народу и Рейху»113. В этом втором законе евреи не выделялись отдельно, и по положениям этого закона другие не-немцы, в том числе 600 потомков от связей между немецкими женщинами и черными французскими солдатами времен оккупации Рура в 1923 году, не могли больше быть гражданами Германии. В 1937 году они были насильственно стерилизованы с целью предотвращения любой возможности дальнейшего заражения крови114. Формально этнические немцы, «не желающие или не соответствующие», тоже могли лишиться гражданства; тысячи коммунистов, находившихся в изгнании, были переведены в разряд не-немцев.