Волшебный корабль - Робин Хобб

— Малта! — в голосе матери слышалось предупреждение.

— Добрый вечер, — прозвучал хрипловатый женский голос из непроглядной глубины капюшона. Теперь Малта видела, что и капюшон был занавешен плотным кружевом. Уродство какое, в потемках вуали носить… Кристаллы огня, служившие кружеву грузиками, ало пылали. Малта едва расслышала торопливые шаги у себя за спиной. И даже вздрогнула, когда рядом раздался материн голос:

— Добрый вечер. Я Кефрия из семьи торговцев Вестритов.

— Янни из семьи Хупрусов, из Дождевых Чащоб, приветствует тебя.

— Могу ли я представить тебе свою дочь, Малту Хэвен из семейства Вестритов?

— Воистину можешь, — промурлыкала женщина. Малта запоздало вспомнила, что следовало поклониться. Женщина одобрительно усмехнулась за своей занавеской. И обратилась к Малтиной матери: — Кажется, прежде я ее на наших Сборах не встречала. Она уже введена в общество?

— Правду сказать, для нее этот Сбор — первый, и она еще не представлена. Дело в том, что мы с ее бабушкой полагаем — прежде чем быть представленной в качестве женщины из торговой семьи, ей следует в полной мере постичь соответствующие обязанности и ответственность…

В отличие от Янни, мать говорила официально и чуточку торопливо. Словно пыталась загладить неблагоприятное впечатление.

— Вот как? Что ж, узнаю Ронику Вестрит. И полностью одобряю такой подход к делу. Как редко теперь в Удачном встретишь подобное!

Теперь ее голос изливался, точно сливки.

— Твои кристаллы огня, — вырвалось у Малты. — Они великолепны! Можно ли узнать — они очень дорого стоят?

И даже сама успела понять, насколько по-детски это прозвучало.

— Малта! — в ужасе одернула ее мать. Но женщина из Дождевых Чащоб лишь негромко хрипловато рассмеялась.

— На самом деле, — сказала она, — ярко-алые — самые обычные среди всех и наиболее легко пробуждаются. Тем не менее мне они нравятся больше всего. Алый — такой богатый, насыщенный цвет… Зеленые и синие попадаются реже. Их труднее расшевелить, и потому мы берем за них намного дороже. И надо ли говорить, что кристаллами огня занимаются исключительно Хупрусы!

— Конечно, — подхватила мать. — Какое захватывающее добавление к изысканным драгоценностям, которые поставляют Хупрусы! Слухи не преувеличивают их достоинства, а скорее преуменьшают! — Тут мать оглянулась. — О, боюсь, мы тебя задерживаем! Пойдемте же скорее, пока все не началось без нас!

— Ну, меня-то они, я уверена, подождут, — помрачнела Янни Хупрус. — Мы ведь собрались здесь именно по моей просьбе. Но ты, конечно, права, не стоит заставлять ждать себя… Кефрия, юная Малта… Большим удовольствием было с вами переговорить.

— Взаимно, — вежливо ответила мать. И почтительно отступила в сторонку, пропуская вперед себя женщину в глухом капюшоне. Потом Кефрия взяла за руку дочь — и стиснула чуть сильнее, чем стоило. — Ох, Малта!.. — вздохнула она с укоризной. И твердо повела ее вперед. Бабушка ждала их по ту сторону дверей зала. Ее губы были сурово поджаты. Она присела в глубоком реверансе перед госпожой Хупрус, когда та проплывала мимо нее. Потом обратила к дочери и внучке широко раскрытые вопрошающие глаза.

Мать чуть-чуть обождала, чтобы Янни Хупрус уже не смогла ее услышать, потом прошипела:

— Она представилась ей!..

— О-ох, Малта… — простонала бабушка.

За последнее время они с матерью превратили ее имя во что-то наподобие розог. Произнося его вслух, они редко вкладывали что-либо, кроме негодования, возмущения, раздражения… Малта повесила плащ на деревянный гвоздик и обернулась, передернув плечами:

— Я просто хотела взглянуть на ее кристаллы огня, — попробовала она объяснить. Но, как обычно, ни та, ни другая не пожелали ее слушать. Просто подхватили — и увлекли с собой в зал.

Там разливался приглушенный свет свечей, установленных в высокие канделябры. Третью часть пространства отвели под возвышенный помост, а пол, обыкновенно освобожденный ото всего, что могло помешать танцам, был теперь заставлен рядами стульев… То есть случилось именно то, чего Малта и опасалась: они опоздали! Опустевшие столы с угощениями уже унесли, а собравшиеся либо сидели по местам, либо рассаживались. Малта торопливо спросила:

— Можно, я пойду сяду с Дейлой?

— Дейлы Трелл здесь нет, — ядовито заметила бабушка. — У ее родителей хватило ума оставить ее дома. Жаль, что и мы так же не поступили…

— А я с вами и не просилась, — огрызнулась Малта.

— Мама! — почти одновременно одернула бабушку Кефрия.

Как бы то ни было, очень скоро Малта уже сидела между ними с краю одного из рядов покрытых подушечками стульев. На самом конце уселся Давад Рестар. Впереди устроилась пожилая пара, позади — какой-то рябой мужчина с беременной супругой, а по другую сторону мамы — двое братьев, оба одинаково толстомордые. В общем, решительно не на кого посмотреть.

Малта как могла вытянулась на сиденье и в конце концов обнаружила Сервина Трелла. Он сидел в шести рядах впереди и почти что на другой стороне зала. Позади Треллов Малта увидела пустые сиденья и пришла к выводу, что мать намеренно посадила ее как можно дальше от них.

— Сиди смирно, — опять зашипела бабушка. — И слушай внимательно!

Малта со вздохом ссутулилась на своем стуле… Впереди, на помосте, торговец Трентор возносил нескончаемую молитву Са. Молитва больше напоминала список всевозможных горестей и обид, когда-либо постигавших какое-либо из семейств. Причем вместо того чтобы возмутиться подобной несправедливостью Са, Трентор самым раболепным образом еще и хвалил Его за то, что в итоге Он непременно всех выручал… «Если бы молитву читал Крион, а не его дядя, — подумалось Малте, — наверняка было бы интересней!» Найдя взглядом сиденья, отведенные торговцам из Дождевых Чащоб, она увидела склоненные головы в капюшонах. «Они что там, дремлют уже?…»

После Трентора вышел с приветственной речью торговец Друр. И… разразился точно такой же тягомотиной. Всеобщее родство, единство торговцев, древние обеты и клятвы, верность и единение, кровь и родство. Жуть. Не было бы счастья, да несчастье помогло — Малта не умерла со скуки только потому, что обнаружила изъян в ткани своего платья, как раз на колене. Она хотела показать его матери, но та лишь раздраженно покосилась на нее и погрозила пальцем — молчи, дескать!

Но вот Друр уселся на место, а вперед вышла Янни Хупрус, и Малта, вытянувшись, так и подалась вперед.

Женщина из Дождевых Чащоб избавилась от тяжелого верхнего плаща с капюшоном, но ее черты оставались сокрытыми; теперь на госпоже Хупрус была легкая накидка, тоже с капюшоном, и кружевная вуаль, ранее приковавшая взгляд Малты, на самом деле была частью этого одеяния. И кристаллы огня сияли столь же ярко, как и в уличной темноте, и не потеряли ни йоты своего очарования и красоты. Держа свою речь, Янни поворачивалась то к одной, то к другой стороне зала, при этом вуаль двигалась, и всякий раз камни вспыхивали, словно заново раздутые угли. Всего их было пятнадцать, все — глубокого гранатового цвета, и каждый размером с миндальный орех в скорлупе…