Титан. Жизнь Джона Рокфеллера - Рон Черноу

«[Президент] показал значительную неосведомленность о делах компании, утверждая, что его знание «туманно». Что касается текущего расследования господина Гарфилда, он, казалось, знает мало… Он не проявил личной неприязни или недоброго чувства, равным образом они не могли судить по тому, что было сказано, стоит ли он сам за этим расследованием».

Арчболд выглядел удовлетворенным, но Младший, зная от тестя о переменчивости президента, был настроен более скептично. «Недавно вечером у меня дома сенатор Олдрич заметил, что, хотя президент соглашается с любым человеком, который беседовал с ним последним, и кажется, что его удалось полностью убедить в таком взгляде на вопрос, на следующий день к нему приходит другой человек с другой точкой зрения, и его равным образом тепло выслушивают и успокаивают»12.

Даже развлекая боссов «Стандард Ойл», Рузвельт собирался обрушить на них всю ярость правительства. Он был недоволен тем, что они препятствовали Гарфилду, отказывались подчиниться законному расследованию. Отправив Отчет Гарфилда в Конгресс, он предупредил, что за обнаруженные нарушения министерство юстиции может преследовать «Стандард Ойл». В основу будущих антимонопольных исков легла связь «Стандард Ойл» с железными дорогами. Подобно Ллойду и Тарбелл, генеральный прокурор Уильям Г. Муди решил, что монополия «Стандард» строится на системе тайных противозаконных скидок. В конце июня 1906 года Рузвельт собрал Муди и других членов кабинета на необычное вечернее совещание в Белом доме, чтобы обсудить возможное преследование. 22 июня Муди объявил о предварительном расследовании в антимонопольном иске против «Стандард Ойл», которое возглавил Фрэнк Б. Келлогг – одна из газет рассказала об этом шаге под резким заголовком «Руководители «Стандард Ойл» могут сесть в тюрьму»13.

К этому времени руководители «Стандард» знали, что радушная манера президента ввела их в серьезное заблуждение. «Не вызывает сомнений, что к началу процесса привела особая встреча Кабинета, которую созвал президент и где он имел полное влияние», – сказал Арчболд Рокфеллеру. В попытке храбриться он добавил: «Все хорошо, чувствую себя превосходно и готов к бою»14. «Стандард Ойл», как всегда, ответила бравадой, и «Цербер» Роджерс отправил Рокфеллеру боевые слова: «По моему мнению, мы в порядке и без сомнений уверенно победим, я не думаю, что нам стоит чего-то бояться»15.

В ретроспективе кажется очевидным, что двусмысленные сигналы из Белого дома не просто отражали двойную игру Рузвельта, так как он очень не хотел применять политику большой дубинки против «Стандард Ойл». Антимонопольные иски велись медленно, требовали много времени, и их было чертовски сложно выиграть, поэтому он предпочитал компромисс. Он хотел контролировать тресты, а не ломать их и не жертвовать их эффективностью, и ждал любого предложения о перемирии от своих противников, предложения, что они согласятся на надзор со стороны правительства и добровольно исправятся. Но компромисс был настолько чужд Арчболду, что он не увидел, что может при определенной гибкости избежать антимонопольного иска.

* * *

Ко времени, когда администрация Рузвельта сформулировала иск, Рокфеллер уже годами не пересекал порог Бродвей, 26. После 1905 года он даже перестал получать символическую зарплату. Но Рокфеллера все еще считали ответственным за грехи «Стандард Ойл» и больше всего поносили именно тогда, когда он был менее всего вовлечен в дело. Осознавая преимущества приданию тресту человеческого лица, Рузвельт представил Рокфеллера как активного гения шайки, и пресса разыгрывала антимонопольное дело, как петушиный бой между Рузвельтом и Рокфеллером, Белым домом и Бродвей, 26.

Еще до того как федеральное правительство выдвинуло официальные обвинения против «Стандард Ойл», посыпалось множество исков от штатов, и самым напористым стал иск в Миссури, где в 1905 году был избран генеральным прокурором Герберт С. Хэдли. Он приобрел репутацию борца с коррупцией, будучи государственным обвинителем в Канзас-Сити, нацеленным на реформы. Едва став генеральным прокурором, он пустился доказывать, что «Уотерс-Пирс» и «Репаблик ойл» – это тайные торговые дочерние фирмы «Стандард Ойл», которые устанавливали цены и поделили штат на торговые территории со «Стандард Ойл, Индиана». Доставляя повестки руководителям «Стандард» на Манхэттене, люди Хэдли показали себя проворными отчаянными парнями. «Джентльмены занимаются повседневными делами здесь в городе, но передвигаются осторожно», – сообщил Младший своему отцу с Бродвей, 2616. Однажды утром Генри Роджерс быстрым шагом вышел из дома на Манхэттене и сел в свою машину с шофером. Когда машина отъезжала от обочины, посыльный суда М. И. Палемдо выскочил из укрытия и вскочил на подножку. «Господин Генри Х. Роджерс?» – спросил он. Пока Роджерс, потеряв дар речи, смотрел на этого дерзкого чужака, Палемдо бросил ему повестку, взмахнул судебным предписанием и соскочил с разгоняющейся машины.

Даже с такой акробатикой вассалам Хэдли не удавалось поймать Рокфеллера, и к охоте по всей стране присоединилась пресса. Следуя сумбурным сплетням, репортеры ошибочно помещали титана на борт яхты Генри Роджерса, стоящей на якоре у Пуэрто-Рико или в укрытие с Флаглером в Ки-Уэст. Переезжая из одного поместья в другое, Рокфеллер опустился до унизительной жизни беглеца. Затем место его пребывания предательски выдал сыр. Каждый день Рокфеллер получал в Покантико посылку со своим любимым сыром через Нью-Йоркскую Центральную. Однажды местный таксист, Генри Кудж, сообщил прессе, что подозрительные сыры опять поступили в Покантико. «Сыры эти, – сказал он, – я бы узнал где угодно, днем и ночью… Рокфеллер, по моему мнению, где-то в своем поместье»17.

Нос Куджа не обманул: Рокфеллер скрылся в Покантико, превратив его в крепость, охраняемую со всех сторон детективами. Волны судебных служащих бросались на укрепления без результата. «Вновь и вновь, – писала одна газета, – судебным исполнителям в различных обличиях удавалось пройти ворота, но они ни разу не проникли за внутреннюю гвардию детективов. Когда их обнаруживали, с ними сурово обращались и их быстро выкидывали приспешники нефтяного короля»18. Опасаясь, что телефон прослушивается, Рокфеллер посоветовал Сетти не звонить ему. Он поручил секретарю на Бродвей, 26, переправлять ему письма в простых конвертах без обратного адреса.

Улучив момент, Рокфеллер вышел через заднюю дверь и бежал на лодке из Тарритауна в Голф-Хаус в Лейквуде, где создал условия, достойные тюрьмы строжайшего режима. На людей, приближавшихся к поместью ночью, направлялся яркий свет, а фургоны, привозящие продукты, тщательно обыскивались на случай, если в них притаились служители закона. Когда Эбби родила Джона Д. Рокфеллера III в марте 1906 года, газеты торжествовали, что из-за набегов агентов Хэдли Рокфеллер не смог приехать к своему первому внуку мужского пола, носящему его имя. Нью-йоркская «Уорлд» подначивала заголовком «У Джона Д. Рокфеллера родился внук, а он заточен в своем форте Лейквуд и только поздравил по телефону»19. Хитрый лис убеждал родственников держать место его нахождения в тайне. Он наставлял зятя Уильяма Радда: «Конфиденциально, я предпочитаю, чтобы не знали, где я. Это спасает меня от многих беспокойств. С осени моя переписка урезана на пятьдесят или семьдесят пять процентов. Говорю это, потому что некоторые любопытные могут спросить тебя, не слышал ли ты от меня и не писал ли мне и т. д. Я не хочу, чтобы это стало известно сейчас или когда-либо»20. В первый раунд показаний в Нью-Йорке Хэдли не удалось привести Рокфеллера для дачи показаний, но унизительное преследование оставило свой след. После того как Хэдли вернулся в Миссури, Рокфеллер спросил у Арчболда: «Разве для нас не было бы хорошо уладить дела в Миссури без дальнейших разбирательств или беспокойства? Я не готов сказать, но предлагаю хорошо подумать об этом»21.