Мировая история - Одд Уэстад

Дальше пришло время написания вариантов национальной истории (предвестником которого послужила история средневековых германских народов) и открытия национальных героев. В XII веке один валлиец в общем виде придумал мифологическую фигуру Артура, в то время как один ирландский летописец того же периода времени создал полностью вымышленный миф о короле Мунстера и Верховном короле Ирландии Бриане Бору и его подвигах по защите христианской Ирландии от викингов. Главное же заключалось в том, что появилось больше национальной литературы. Сначала испанцы с итальянцами и вслед за ними французы с англичанами приступили к разрушению преграды, возведенной латинами на пути литературного творчества. Предков этих языков можно распознать в романтических произведениях XII века, таких как «Песнь о Роланде», автор которой представил поражение Карла Великого, которое тот потерпел от пиренейских горцев, славным подвигом его арьергарда, устоявшего перед арабами, или «Песнь о моем Сиде», в которой воспевается испанский национальный герой. С XIV веком приходят такие авторы, как Данте, Ленгленд и Чосер, все они писали на языке, понимаемом нами с совсем незначительным затруднением.

Прямые последствия всего происходившего переоценивать нам не стоит. На протяжении многих веков семья, местная община, религия или гильдия все еще будут служить главными объектами привязанности для подавляющего большинства населения Европы. Все национальные атрибуты, выраставшие в его среде, прорваться в консервативное общество того времени смогут совсем не глубоко; редко где они займут больше места, чем в правосудии короля и сборе королевских податей. И даже в Англии с ее самым мощным национальным самосознанием среди государств после выхода из Средневековья многие люди могли их вообще не разглядеть. Жители сельских приходов и небольших городов Средневековья, в свою очередь, образовали настоящие общины, и в спокойные времена они обеспечили достаточно пищи, чтобы подумать о таком понятии, как общая ответственность. Нам действительно требуется другое слово вместо «национализма» для обозначения случайных и мимолетных проблесков общины, время от времени затрагивавшей интересы средневекового человека или даже вызывавшей раздражение, способное внезапно полыхнуть массовыми беспорядками по поводу присутствия иноземцев, будь они тружениками или купцами. (Корни средневекового антисемитизма конечно же тянулись совсем в иную почву.) Все-таки подобные намеки на национальные чувства иногда обнаруживают медленную консолидацию поддержки новым государствам в Западной Европе.

Первыми государствами, покрывшими территорию их современных преемников, были Англия и Франция. Несколько тысяч норманнов перебрались из Франции после вторжения в 1066 году в англосаксонскую Англию, чтобы сформировать там новое правящее сословие. Их предводитель Вильгельм Завоеватель раздал им земли, но большую часть оставил себе (его августейшие поместья превосходили по площади территорию поместий англосаксонских предшественников) и утвердил свое верховное главенство над остальными: он должен был считаться господином земли, и всем подданным она предоставлялась непосредственно или опосредованно им самим. Он также унаследовал престиж и аппарат старинной английской монархии, и для него это было важно, так как за их счет он решительно поднялся над своими простыми воинами-норманнами. Самые заслуженные из них получили титулы графов и баронов Вильгельма Завоевателя, герои помельче удостоились рыцарского чина. И начали они править Англией сначала из деревянных и глинобитных замков, понастроенных ими по всей своей территории.

Они покорили чуть ли не самое цивилизованное общество в Европе, которое отдалось на милость англо-норманнских королей, проявивших редкую энергию. Спустя несколько лет после завоевания английское правительство исполнило один из самых замечательных административных актов Средневековья, составив «Книгу Судного дня», считавшуюся основным документом при разборе тяжб о недвижимости. Сведения для нее собирали по всем графствам и группировали по сотне. И ее мелочность произвела глубокое впечатление на англосаксонского летописца, горько заметившего («постыдно все это регистрировать, но ему совсем не стыдно было это делать»), что ни один вол, корова или свинья не выпали из поля зрения людей Вильгельма. В следующем веке наблюдалось стремительное, даже зрелищное наращивание правового авторитета короны. Хотя меньшинства и слабые короли время от времени шли на августейшие уступки феодалам, присущая монархии целостность оставалась нетронутой. Структурная история Англии на протяжении 500 лет оставалась делом короны, монархи свою структуру расширяли и сокращали. Во многом все определялось тем фактом, что Англия существовала обособленно от потенциальных врагов. Только на севере к ней существовал доступ морем. Иноземцам было трудно вмешиваться в ее внутреннюю политику, поэтому норманны остались последними победоносными захватчиками Англии.

Долгое время тем не менее англо-норманнские короли правили не только одним своим островным государством. Они считались преемниками сложного наследия в виде имущества и феодальных зависимых территорий, простиравшихся далеко на юго-запад Франции. Как и их последователи, они все еще говорили на нормандском наречии французского языка. Утрата большей части их «анжуйского» наследия (происходит от названия исторической области во Франции Анжу) в начале XII века сыграла решающую роль для Франции, а также для Англии. В ходе их спора друг с другом вызревало их национальное самоопределение.

За французскую корону продолжали упорно цепляться Капетинги. С X по XIV век их короли последовательно сменяли друг друга, не прерывая наследной династической преемственности. Они расширили вотчинные земли, служившие фундаментом королевской власти. Земли Капетингов тоже считались плодородными. Они располагались в центре современной Франции, составляли земледельческие угодья вокруг Парижа, названные Ile de France, и долгое время это была единственная область страны со старинным названием Francia, тем самым напоминавшая факт того, что она представляет собой осколок старинного королевства франков. Угодья первых Капетингов тем самым отличились от остальных западных территорий Каролингов, таких как Бургундия; к 1300 году их энергичные преемники расширили «Francia», добавив к ней Бурж, Тур, Жизор и Амьен. К тому времени французские короли к тому же приобрели Нормандию и другие феодальные зависимые территории королей Англии.

Вот вам напоминание о том, что в XIV веке (и позже) все еще существовали крупные феодальные владения и феодальные княжества на территории нынешней Франции. Поэтому не следует считать королевство Капетингов неким монолитным единством. Все же это было своеобразное единство, во многом основанное на личных связях. На протяжении XIV века это единство значительно укрепилось долгой борьбой с Англией, запомнившейся неточным названием «Столетняя война». На самом же деле англичане и французы только спорадически находились в состоянии войны между 1337 и 1453 годами. Ведение затяжной войны представлялось делом трудным; она обходилась слишком дорого. Формально тем не менее на кону находилось подкрепление королями Англии территориальных и феодальных притязаний на французскую сторону канала Ла-Манш; в 1350 году Эдуард III разделил свои гербы на четыре части с гербом Франции. Тем самым там постоянно сохранялась опасность возобновления боев, а возможности, которые английские дворяне видели с точки зрения новой добычи и денег от выкупа во время войны, выглядели выгодными вложениями капитала для многих из них.