Как тебе такое, Iron Mask? - Игорь Савельев

Настроение-то, конечно, испортилось.

Момент – бежать, лететь – был как-то почти упущен, и начинался этот неприятный зуд, когда ты должен что-то сделать, вот прямо сейчас, в эту секунду.

Загудел – на вибрации – телефон.

«Бариста» неприязненно ждал, когда Алекс возьмет трубку и свалит, чтобы не тревожить вечный покой этого места.

Так. Ладно.

«Изменить пункт назначения».

Это как не знаешь – запрыгнуть ли в поезд, дверь которого сейчас закроется, или это не твой рейс, но уже проще запрыгнуть при любом варианте, чем остаться на платформе – остаться без выхода этой нервной энергии.

– Извините, а вы не в курсе, вот эти, хм, народные волнения, они сейчас где? На Красной площади?

«Бариста» смотрит как на придурка.

«Генерал Moroz» теперь не помогает русским

Октябрь выдался холодным, и жители Москвы кутаются в шарфы и шапки, спешат по своим делам. Кажется, что никто не замечает происходящего. Кажется, уже никто не может вздрогнуть от названия месяца в календаре: суматошная жизнь постсоветской Москвы стерла сочетание слов «Великий Октябрь», которое было в ходу в память о революции большевиков столетней давности. На излете советской эпохи кто-то из английских философов с юмором заявлял, что официальная идеология Советов стала первым актом постмодернизма, потому что Праздник Октября отмечался в ноябре (из-за отказа России от ретроградного православного календаря в 1918 году). Кажется, именно постмодернизм определяет сегодня российскую действительность: в то время как весь мир строит версии о том, что происходит в Москве, жители самого города будто принципиально игнорируют тот факт, что наблюдают, возможно, ремейк событий 1917-го или 1991-го.

То, что волнует всю мировую прессу и иностранные правительства, которые заваливают консервативный российский МИД нотами с вопросом, в чьих руках находится пресловутый «ядерный чемоданчик», кажется, почти не отражается в жизни даже Москвы – что уж говорить об остальной России. Слухи о том, что [Mr. P.] отстранен от власти, активно циркулируют в российском сегменте Facebook, в немногих оппозиционных изданиях и на независимых сайтах, но даже крупные неправительственные СМИ ведут себя слишком сдержанно для страны, где, вероятно, происходит государственный переворот.

Официальные газеты и сайты немы как рыбы. Почти неделю назад они сообщали (пусть и очень туманно), что в правительстве создается Специальный департамент, хотя и игнорировали вопросы, что стало тому причиной. Затем пресс-конференция департамента в агентстве ТАСС отменилась, а публикации о том, что такой орган был создан, на сайтах самых знаковых изданий официоза оказались заблокированы «по техническим причинам». Конечно, этот жест цензуры абсолютно не имеет смысла, учитывая, что даже официальные документы на этот счет были воспроизведены в сотнях, если не тысячах источников, и даже в самых лоялистских из них они по-прежнему находятся на своих веб-страницах. Но, как известно, в обращении Кремля с интернетом во все времена было много не столько самоуверенности, сколько откровенной наивности (что показала история с неудачной попыткой блокировки мессенджера Telegram и YouTube-каналов оппозиционных политиков), и происходящую попытку «стереть память» в отдельных сегментах можно списать на все тот же процветающий в России постмодернизм.

В последние два-три дня зловещим знаменем постмодерна стал вдруг и образ [Mr. P.]а, отсутствующего в публичном пространстве. Если поначалу пресс-служба энергично врала про то, что с лидером все в порядке и он просто отдыхает в сочинской резиденции (еще со времен Бориса Ельцина эта тактика получила в России термин Strong Handshake), то потом она избрала тактику молчания, и многие аналитики заговорили о том, что сбылись самые радикальные предчувствия. Однако несменяемый лидер странным образом вынырнул в трех выпусках официальных теленовостей. Вероятно, кто-то в пропагандистском аппарате решил дать задний ход в истории с Особым комитетом и создать у лояльной части россиян, безоговорочно верящих главным телеканалам, впечатление, что слухи о пошатнувшемся здоровье (аресте или убийстве) [Mr. P.]а – не более чем новые происки Запада.

Однако эта операция прикрытия происходила так несогласованно и странно, что заставила строить еще более зловещие параллели – например, с полугодовым отсутствием Лаврентия Берии, всесильного главы КГБ и правой руки Иосифа Сталина. Вскоре после смерти своего патрона, в июле 1953 года, Берия был арестован прямо на заседании советского правительства, и, хотя официально этот факт не скрывался, пропаганда уверяла, что его расстреляли только в декабре – после судебного заседания и прочих атрибутов законности. Новейшие исследования, однако, говорят, что Берия был убит испуганными коллегами сразу после ареста – возможно даже, прямо в комнате Кремля, который хранит немало кровавых тайн.

Так, аналитики обращают внимание, что сюжеты о якобы происходящих публичных встречах [Mr. P.]а появляются в конце новостных выпусков, что противоречит сложившейся матрице восхваления первого лица. Телеведущая была подчеркнуто бесстрастна, когда скупо сообщала об очередной встрече с второстепенным министром. Ни одну видеозапись не дали достаточно крупным планом – они транслировались как бы фоном. Как минимум в одной из них эксперты опознали интерьеры не сочинской, а подмосковной резиденции. Обычно дружно подхватывающие все, что оправдывает или восхваляет первое лицо, близкие к Кремлю центральные газеты и информагентства парадоксально молчали о встречах. По сути, эти выпуски новостей оставались единственным источником информации о том, что те или иные мероприятия произошли. Апогеем ситуации стал тот факт, что информация о встрече с министром энергетики, которую показали в теленовостях, так и не появилась на сайте главы государства.