Дело о дневнике загорающей - Эрл Стенли Гарднер

– Потому что это мог быть он, если бы в подсунутых пакетахоказались какие-нибудь газеты, или книги, или еще что-нибудь, но не забывайте,что там оказались чеки, которые можно было взять, только имея доступ внутрьнашего банка. А водители внутрь банка никогда не допускаются.

– То есть тот водитель никак не мог попасть в банк?

– Совершенно точно. Никому не позволено входить в банк черезту боковую дверь, где мы работали. Она служит специально для отгрузки денег.

– А чеки не могли быть приготовлены заранее?

– Нет. Это были чеки, принятые к оплате, оплаченные иподшитые в папки в течение часа перед отправкой фургона.

Мейсон помедлил и, как бы подводя итог, сказал:

– И все это в совокупности указывает на Дюваля, не так ли?

– Да это просто должен был быть Дюваль. А вдобавок ко всемуон еще и попался потом с частью пропавших денег.

– Насколько мне известно, – сказал дальше Мейсон, – номерабанкнотов на сумму пять тысяч долларов были записаны.

– Верно, – кивнул Баллард.

– А у кого эти номера?

– О, этот список с номерами является чуть ли не самымсекретным аспектом всего дела. Он – в руках у ФБР, и его так строго охраняют,что узнать что-либо невозможно. Даже самым доверенным полицейским чинам.Существует инструкция, предписывающая каждому наткнувшемуся на внушающиеподозрение деньги тут же все их скупить, передать куда следует, а там их номераспишут на специальный, не предназначенный для посторонних глаз листок, которыйдалее передается шефу полиции, а от него идет в ФБР. И начинают сравнивать.

– Но часть пропавших денег они уже нашли?

– Не знаю, меня в это дело никто не посвящает. Вы можетедавать им свою информацию, но от них в ответ не получите ничего.

– А вы им что-то сообщили?

– Послушайте, Мейсон, я вижу, вы ведете честную игру, и яоткрою вам один маленький секрет. В той партии денег было несколькотысячедолларовых бумажек, и у полиции сейчас есть номер одной из них.

– Интересно. И как же это получилось?

– Я его запомнил. Случайно. Когда тысячедолларовые банкнотыпринесли из подвала, то они были в пачке. А я в тот день поставил на скачках,помните? И весь день искал какие-нибудь знаки или приметы, короче, что-нибудьпредвещающее удачу. Забег начинался через несколько минут, я взял эту пачкутысячных, и номер на самой верхней был 000151. Моя лошадка бежала под номеромпять, и я посчитал это за предзнаменование. Это означало, что моя придет первойи за ней даже близко никого не будет. Глупость, конечно, но игроки мыслятпо-своему – каждая мелочь им что-то говорит. Вот так я и запомнил. Правда,вспомнил я об этом не сразу, а уже после нескольких бесед или допросов – незнаю, как назвать, того молодого парня.

– Какого парня?

– Из полиции. Хотя, может быть, и из ФБР. Точно не знаюоткуда, но представлялся полицейским. Приходил снова и снова раз десять –терпеливый такой, вежливый… но настырный. И каждый раз просил вспомнить все,что произошло в тот день. Естественно, мистер Мейсон, я ему каждый разрассказывал, что и как делал, и вот буквально несколько дней назад этот номеркак будто всплыл у меня откуда-то в голове. Пятерка между двумя единицами иостальные нули.

– А не могли вы, Баллард, перепутать цифры?

– Ну уж нет! Они и сейчас у меня перед глазами.

– И это единственный номер, известный полиции?

– Насколько я знаю, так оно и есть, мистер Мейсон. Я жеговорил, что меня используют в одну сторону – я им информацию даю, а они мненет.

– Спасибо, Баллард. Как и полиция, я пытаюсь для себяразобраться в этом деле.

И снова они молча внимательно следили за дорогой.

– А что вы узнали о дочери Дюваля? – спросил Баллард как быневзначай. – Чем она сейчас занимается?

– А я даже и не знаю, занимается ли она вообще чем-нибудь, –ответил Мейсон.

– Раньше она была очень приличной секретаршей. Не сомневаюсь– полицейские с нее глаз не спускают и проходу не дают. Пожалуйста, мистерМейсон, у следующего светофора направо… тут еще немного проехать… теперьналево… а вот и мой дом – маленькое бунгало на самом углу. Следовало бы,конечно, продать его после смерти жены, но тогда не нашлось покупателя, асейчас уже и жалко. Цены растут. Сдавать в аренду тоже не очень хочется, потомучто для жильцов это будет собственность не своя, а значит, и рента, которую онимне заплатят, будет немногим больше того, что я заплатил бы, живя в нем самплюс ремонт. Но, черт побери, мистер Мейсон, что-то я сегодня разговорился –тарахчу как старая мельница. Вы умеете расположить к себе, потому что с другимия бы и за полгода столько не сказал.

Мейсон остановил машину и сказал:

– Большое вам спасибо, Баллард. Вы мне много что рассказали.

Баллард открыл дверцу автомобиля со своей стороны и поставилногу на асфальт.

– Между прочим, не хотите ли взглянуть на фотографию одногоиз тех бронированных фургонов? По крайней мере, у вас будет представление.

– С удовольствием, – ответил Мейсон. – У вас многофотографий?

– Не очень много, но есть. Остались со времени моей работы вбанке. И весьма неплохие – это жена занималась, сама их делала, собирала вальбомы. Можно даже сказать, что она была помешана на фотографии. Зайдемте, и япокажу. Давайте проедем чуть-чуть вверх вон по той дорожке… А вот и входнаядверь.

Мейсон припарковался и последовал в дом вслед за хозяином.Баллард включил свет, пододвинул гостю стул, потом достал толстый альбом сфотографиями – очень большой альбом с двойными пластиковыми страницами – ипередал его Мейсону.

Мейсон с интересом принялся рассматривать альбом.

– Не знаю, поймете ли вы меня, – продолжал тем временемБаллард, – но лично я каждый вечер, придя домой, испытываю необходимостьрасслабиться, а для этого нет ничего лучше, чем хороший глоток виски с содовой.И покрепче. Вы не составите компанию?

– Я выпью, – Мейсон поднял голову от фотографий, – но дляменя крепко не наводите – виски самую малость. Я стараюсь не пить, когда зарулем. Пусть это будет содовая с привкусом виски – назовем так.

Баллард извинился и прошел на кухню.

Оставшись один, Перри Мейсон вытащил из кармана конверт,переданный ему Полом Дрейком, извлек на свет содержимое – два новенькихбанкнота – и, убедившись, что Баллард в это время на кухне наводит выпить,повернул к свету тысячедолларовую купюру. Ее номер был 000151.

Отложив в сторону альбом, он встал и быстро подошел кбольшому темному окну. Тяжелые портьеры были наполовину задернуты. Мейсоншагнул за портьеры и взглянул наверх – там, под потолком, над верхним краемокна крепились свертывающиеся роликовые жалюзи. Он поднял руку, оттянул жалюзинемного вниз – фута на два, не больше, положил оба банкнота под ролик свнутренней стороны, и после того, как он их уже не держал, жалюзи со щелчкомскользнули обратно – вверх под потолок, там, где и были.