Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

Ничке были неведомы тяготы быта, может быть, и к лучшему. Ей несказанно повезло, что в трамвае она познакомилась с Сашей, а не с наркоманом или педофилом, который точно так же мог пригласить наивное дитя к себе в гости, после чего ограбить или изнасиловать её. И Ничка с удовольствием приняла бы это приглашение, она и знать не знала, что мир полон злых и опасных людей, которым не стоит доверять. Это было прекрасное, безынициативное, тихое комнатное растение, прихотливое, но благодарное, радостное, благоухающее. За этим растением имела силы ухаживать только Кассандра; остальной мир попросту повернётся к ней спиной, как только девушка достигнет совершеннолетия.

Саша медленно кивнул:

— Да, жизнь хороша. Но в ней бывают трудности.

Вероника улыбнулась ничего не понимающей бессознательной улыбкой. Она протянула к нему ладони, похлопала по щекам, словно проверяя, живой ли это мальчик или плод её воображения, и с невинными словами: «Я не верю в трудности. Посмотри, как жить легко!» — чмокнула юношу в губы, после чего весело рассмеялась. Саша не знал, как реагировать. Он растерянно улыбнулся, сделал робкий шаг назад и спросил:

— Ты целовалась с кем-нибудь до меня?

— Что ты! Мне только ты нравишься.

— Видишь ли, Ниченька (позволь мне эту вольность, у тебя прекрасное имя, и, если ты не против, я буду называть тебя Ниченькой), видишь ли, есть поступки, которые лучше не совершать, потому что они ведут к необратимым последствиям. Ты ведь меня совсем не знаешь. Тебе рассказывали в детстве про законы нравственности? — по-доброму, без тени высокомерия спросил он.

— Наверное, нет, — ответила Ничка, продолжая тянуться к его губам.

— А тебе… тебе рассказывали про Бога?

Вероника вдруг опомнилась и убрала ладони с его плеч.

— Угу, много раз! Мама постоянно говорит про него, и мы, бывает, ему молимся и просим мира для нашей семьи. Я очень люблю бога.

— Правда? — Сашины глаза вмиг засияли. — Слушай, я хочу показать тебе одну книгу. Ты позволишь?

— Конечно-конечно!

Саша посадил Нику на диван, сам скрылся за дверью соседней комнаты и вскоре вернулся с толстой книгой в чёрном кожаном переплёте. Он сел на стул рядом с гостьей и открыл писание на середине пятой главы.

— Ты знаешь, что это за книга? — спросил Саша.

Девочка замотала головой. Она вся дрожала от любопытства. Саша, будучи мальчиком осторожным, не стал давить и пошёл путём иносказаний, доступных малоразвитому Ничкиному сознанию.

— Это волшебная книга, — улыбнулся юноша и устремил на девчушку взгляд, полный трепета и надежды.

— Волшебная?! — Вероника быстро среагировала на верно выбранное им слово. Саша кивнул:

— Именно, волшебная. Её написал сам Бог. В ней собрано столько удивительных мыслей и интересных сюжетов, что её можно читать ночи напролёт и не устать! Каждый раз новая история, и воспринимаешь ты её всегда по-разному.

Саша перелистывал старые пожелтевшие страницы, а Вероника смотрела, как заворожённая, не смея оторвать взгляда от магических букв и цифр. Юноша стал зачитывать, а затем разъяснять отдельные строки, и в конце признался:

— Я тоже очень люблю Бога, Ничка, как и ты. И когда я вырасту, я буду служить Ему.

— Это как?

И тогда Саша осмелился рассказать девочке про свою веру и профессию священнослужителя. Неизвестно, кто больше был впечатлён: он или она. Ника находилась в начале пути познания этого нового мира, а Саша наконец сумел поделиться самым дорогим в его жизни. Когда его мама была жива — а было это ещё совсем недавно, — она читала Саше Писание перед сном; каждое воскресенье они ходили в церковь и пели самые волшебные на свете песни, и этот день был настоящим праздником, которого маленький Саша Чипиров ждал больше, чем подарка на Новый год и бабушкиного клубничного варенья из деревни. А когда Василиса Яковлевна покинула земной мир и оставила мужа с сыном, мальчик замкнулся в себе, скрыв от недобрых усмешек и косых взглядов то единственное, что осталось у него от мамы. Вероника была поразительно похожа на Василису Яковлевну, его мать: и внешностью, и кротким библейским характером. Она была ещё маленькая, неразумная, неопытная, но сердце её оставалось чистым и непорочным, а юный пытливый ум готов был впитывать новые знания. Назло случайному появлению на свет в Веронике Карась соединилось лучшее от отца и матери. Главным достоинством ей была нежная покорность, которую Тёма Кравченко называл «слабоумием по материнской линии», а Саша решил именовать доброй душой.

В тот вечер оба были счастливы и благодарны судьбе за эту встречу, однако вечер не мог длиться вечно; ребята и не заметили, как пришло время прощаться.

— Хочешь взять эту книгу домой? — спросил молодой человек. — Ты сможешь показать её маме и друзьям, я думаю, им она тоже понравится.

— Хочу! Хочу!

Саша расплылся в восхищённой улыбке.

— Хорошо, сейчас принесу.

Юноша решил не грузить Веронику сотнями глав Ветхого и Нового Завета, вместо этого он подарил ей детскую Библию, где всё написано просто, понятно и увлекательно; такому человеку, как Ничка Карась, взрослые книги читать было ещё рано. С этой брошюркой впечатлённая девочка прискакала домой. Семья как раз села ужинать. Тёма Кравченко первым заглотил тарелку гречки и стал мешать колоду карт.

— Ир, сыграем?

— Какая вульгарщина, — Дивановская поморщилась. — Лучше бы убрался у себя в комнате, чем в карты играть.

— Зачем мне убираться? На моей половине идеальная чистота, — завопил мальчик.

— Да что ты говоришь!

— А то и говорю! У меня кровать по-армейски заправлена, и одежду я в шкаф убираю, а у Яна пыльная тумбочка и плесень в кружке, потому что он месяц свой чай допить не может.

Ян встрепенулся и неловким движением поправил очки.

— Вообще-то это твоя к-к-кружка, — сказал он, — и одежду ты не убираешь в шкаф, а за-за-запихиваешь, и она у тебя вываливается.

— Не-не-неправда, — передразнил Тёма.

В этот момент и прибежала Ничка Карась. Она повисла на Тёминой спине и сунула ему под нос приобретённое чтиво.

— Тёма, почитай мне на ночь, пожалуйста, — радостно пропищала она. — Ты лучше всех рассказываешь сказки, у тебя так хорошо получается менять голос и говорить за злодеев! Почитай, почитай!

Тёма очень любил, когда ему льстили.

— Ладно, ладно. Опять «Золушку»?

— Нет, я принесла новую книжку, — Ничка горделиво задрала носик. — Библию!

Артемий, оторопев, отложил карты и уставился на девочку с неподдельным ужасом:

— Библию?! Откуда у тебя этот сборник вранья?

— Тёма, — раздражённо буркнули Ира с Кассандрой.

— Мне мальчик подарил, — сказала Ничка. — Мы в трамвае познакомились.

— Что за парни нынче пошли! — Тёма, покраснев от стыда, закрыл глаза веснушчатой ладонью. — Мне одного друга-сектанта достаточно, а тут ещё один нарисовался.