Смертельный урок музыки - Роберт Лоуренс Стайн

Я замер на месте.

Я затаил дыхание.

Я даже не вскрикнул.

Я ждал… сам не знаю чего.

– Все эти истории правдивы, – прошептала она.

Ее тихий голос напоминал шелест сухих листьев.

Я даже не был уверен, что расслышал ее правильно. Я хотел хоть что-то сказать, но не смог. В горле стоял комок и мешал говорить.

Я не в состоянии был выдавить из себя ни звука.

– Все истории правдивы, – повторила она. Ее голос был легким, как ветер. Едва различимым. Просто дрожь в воздухе.

Я только стоял и таращил глаза.

– К-какие истории? – наконец выдавил я.

– Истории про музыкальную школу.

Женщина вновь опустила голову, и серые волосы призрачной пеленой упали ей на лицо. Она оторвала руки от клавиш и медленно подняла их к лицу.

– Все истории правдивы. – Теперь ее тихий голос звучал как стон. – Правдивы.

Она протянула мне руки. Я в ужасе закричал. Я едва не захлебнулся криком.

Это были не руки – обрубки. У нее не было кистей.

Я не помню, что было потом. Когда я очнулся, рядом со мной была мама. Она обнимала меня и прижимала к себе.

– Джерри, успокойся. Все хорошо, Джерри. Все хорошо, – повторяла она.

– А? Мама?

Я задыхался. Мне не хватало воздуха. Сердце билось так сильно, что казалось, сейчас оно выскочит из груди. Ноги подкашивались.

– Мама?… Где?… Как?…

Я растерянно огляделся. В столовой горел свет. В дверях стоял папа и смотрел на меня, щурясь сквозь очки.

– Ты так орал, что весь город, наверное, перебудил, – сказал он, поправляя пояс своего халата.

Я ничего уже не понимал.

Я орал? Когда я орал? Я ничего такого не помнил.

– Но теперь все хорошо, – проговорила мама. – Теперь все хорошо.

Все хорошо?!

Мне снова представилась женщина-призрак. Вся серая. С длинными серыми волосами, которые скрывают лицо, как вуаль. Я вспомнил, как она протянула мне руки. Страшные обрубки. Без кистей и пальцев.

Я снова услышал ее тихий, призрачный голос: «Все истории правдивы».

Почему у нее не было рук? Почему?

И как она играла на пианино, если у нее нет пальцев?

Зачем ей играть на моем пианино? Зачем ей меня пугать?

У меня путались мысли. Столько вопросов… Мне хотелось кричать. Кричать долго и громко. Но я не мог. У меня не было сил.

– Мы с мамой спали. А ты напугал нас до смерти, – сказал папа. – Я в жизни не слышал таких жутких воплей.

Я не помнил, как я кричал. Не помнил, как исчезло привидение. Не помнил, как мама с палой вошли в гостиную.

Все это было так жутко… Наверное, поэтому у меня и заклинило память.

– Ты весь дрожишь. – Мама еще крепче прижала меня к себе. – Сейчас я тебе сделаю горячий шоколад. Постарайся успокоиться, Джерри.

– Я стараюсь, – выдавил я, стуча зубами.

– Наверное, ему снова приснился кошмар, – сказал папа маме.

– Ничего мне не приснилось! – закричал я.

– Ну, хорошо, хорошо, – быстро проговорил папа – он не хотел, чтобы я снова впадал в истерику.

Но было уже поздно. Я и сам не понял, как так получилось, но уже в следующую секунду я орал дурным голосом:

– Я не хочу больше играть на пианино! Не хочу! Уберите его отсюда! Уберите!

– Джерри, пожалуйста… – Мама встревожилась не на шутку.

Но я уже не мог остановиться:

– Я не хочу играть на пианино! Не хочу ходить в эту школу! Не хочу! Не хочу! Не хочу!

– Ладно, Джерри. Ладно! – Папе тоже пришлось повысить голос, чтобы перекричать мои отчаянные вопли. – Не хочешь – не надо. Никто тебя не заставляет.

– Не хочешь – не надо, – повторила за ним мама.

– Правда? – Я смотрел то на отца, то на маму, пытаясь понять, серьезно они говорят или нет.

– Если не хочешь учиться играть, то не надо. – Мама старалась говорить тихо и рассудительно. – Тем более что тебе и осталось всего одно занятие. Дальше мы пока не платили.

– Ага, – поддержал ее папа. – Когда ты в пятницу придешь в музыкальную школу, скажи доктору Визку, что ты передумал и больше не будешь заниматься.

– Но я не хочу… – начал было я.

Мама ласково закрыла мне рот ладонью:

– Нельзя просто бросить занятия – и все. Надо предупредить доктора Визка. Иначе получится очень невежливо.

– В пятницу ты ему все и скажешь, – добавил папа. – Если у тебя нет желания заниматься, никто тебя не заставляет. Правда.

Мама встревожено взглянула на меня:

– Теперь тебе легче, Джерри?

Я покосился на пианино. Теперь оно молчало и только тускло поблескивало в бледном свете торшера.

– Да, наверное, – неуверенно пробормотал я. – Наверное, легче.

* * *

В пятницу мама, как обычно, заехала за мной после уроков и повезла в музыкальную школу. День выдался серым и пасмурным. Небо было затянуто тучами. Казалось, что уже вечер. Хотя было еще очень рано. Мама подогнала машину к самому входу в школу. Темное старое здание показалось мне еще более мрачным, чем раньше.

Я нерешительно взялся за ручку дверцы.

– А можно я просто быстренько забегу, скажу доктору Визку, что я больше не буду ходить к нему в школу, и сразу вернусь назад?

Мама взглянула на часы на приборной панели.

– Отзанимайся хотя бы еще урок, Джерри. Последний раз. Тем более что за него все равно заплачено.

Я обреченно вздохнул:

– Тогда, может быть, вместе сходим? Ты посидишь там со мной, посмотришь… Или в машине меня подожди. Хорошо?

Мама нахмурилась.

– Джерри, мне обязательно нужно заехать в магазин. Через час я вернусь. Обещаю.

Я открыл дверь и нехотя вышел из машины.

– Тогда пока, мам.

– Если доктор Визк спросит, почему ты решил прекратить занятия, скажи ему, что уроки музыки мешают тебе заниматься в школе.

– Ладно. Жду тебя через час.

Я захлопнул дверцу. Я не сразу пошел на урок. Я еще постоял на улице, глядя вслед маминой машине. И только когда она скрылась за изгородью, я развернулся и направился к входу.

Я уже запомнил, как пройти в класс, где мы занимались с доктором Визком. В коридорах по-прежнему было пустынно. Мои шаги громко стучали по каменному полу. Я думал, что мистер Тоджл снова встретит меня в вестибюле, но его не было. Наверное, он сидел у себя в мастерской и собирал какую-нибудь очередную удивительную машину.