Таинственная женщина - Жорж Онэ

– Я приведу в порядок твой дом… Он нуждается в хозяйке. Женщина, поверь, никогда не довела бы его до такого запустения. А ты занимался бы исключительно своими делами, и все пошло бы прекрасно… Мне уже восемнадцать лет, и мне нечему больше учиться в пансионе. Скоро мне придется давать уроки в церковной школе. Неужели это истинное мое предназначение? У тебя есть дочь… Почему ты удаляешь ее от себя?

Она обняла отца, мягко настаивая на своей просьбе, и ласки ее постепенно отогрели душу Элиаса. Жестокий, алчный эгоист испытывал самые теплые чувства под чистым взглядом любимой дочери.

– Если я послушаюсь тебя, то, пожалуй, сделаю глупость. Человек должен быть совершенно одинок, чтобы сохранить силу и уверенность в себе.

– Но чего же ты боишься? Можно подумать, что ты окружен врагами.

Элиас улыбнулся:

– Простые обыватели не видят в жизни никаких угроз. Тонкие же наблюдатели не могут не тревожиться, все возбуждает в них опасения. Они знают, что требуется неустанная бдительность, чтобы не стать жертвой случайной катастрофы. Но ты можешь быть совершенно спокойна, я буду охранять твою жизнь, и если ты останешься со мной, дорогое мое дитя, то скрасишь этим мое существование.

С возгласом горячей благодарности девушка бросилась в его объятия. Лихтенбах, несколько сконфуженный тем, что выказал волнение, спохватился и произнес более сухим тоном:

– Ну ладно, это дело решенное. Я пошлю за твоими вещами, и ты сегодня же тут устроишься.

– О, милый папа, не стоит их забирать – пусть сестры раздадут их бедным… Я дорожу только некоторыми безделушками и дорогими воспоминаниями… И, не правда ли, ты дашь мне денег, папочка? Мне хочется вручить их добрым сестрам-монахиням, которые меня воспитали.

– Да ведь ты богата, крошка моя, – сказал Элиас с улыбкой. – У тебя есть состояние твоей матери, которое я успел прирастить… Я дам тебе полный отчет.

Марианна подошла к отцу, нежно обняла его и, целуя в лоб, сказала:

– Прекрасно, вот тебе моя расписка.

Красавец Майер, судебный следователь, сидел у камина в своем дубовом кабинете, обитом зеленым штофом. Из широкого окна, выходившего на набережную, в комнату лился дневной свет. У письменного стола письмоводитель, позевывая, рассеянно записывал показания одного из сыщиков по делу о взрыве в Ванве. Это злосчастное дело глубоко возмущало Майера. Он любил сенсационные дела и привык производить эффект, не особенно себя утруждая. До сих пор ему действительно везло: точно по волшебству, он достигал желаемых результатов, и о Майере всегда говорили, как об удивительно удачливом следователе. Когда его назначили вести дело о взрыве, он самодовольно улыбнулся, а письмоводитель сказал, потирая руки:

– Ну, не завидую преступникам… Недолго они теперь протянут.

А между тем следствие не двигалось. Уже целую неделю Майер ничего не мог добиться. Он словно бродил в густом тумане. Каждый день прокурор вызывал его и насмешливо спрашивал:

– Ну, господин Майер, как обстоят наши дела?

Следователь отвечал уныло:

– Господин прокурор, мы ищем, но пока безрезультатно.

– Ах, черт возьми! Дело плохо… Я ждал от вас большего…

– Ничего с этим не поделаешь, господин прокурор!.. Нет никаких следов…

– Как нет? У вас есть труп жертвы, разрушенный дом, оторванная рука убийцы!.. Что вы сделали с этой рукой? Ведь это важная улика…

– Она законсервирована, – проворчал следователь, – вот все, что я мог с ней сделать! И никаких следов, хоть бейся головой о стену!

– Успокойтесь, Майер, – сказал с улыбкой прокурор, – ваша голова еще пригодится… Запаситесь терпением… Приободритесь… Иногда одна минута решает все дело.

Но более всего терзало следователя злорадство его коллег. Мантия судьи, к которой он стремился, казалось, безнадежно удалялась от него. Разве можно было назначить на столь важный пост неудачника? Сидя в своем кабинете у камина, в то время как письмоводитель тщетно боролся с зевотой, Майер допрашивал усталым голосом одного сыщика, посланного им на разведку.

– И вы не нашли никаких следов раненого ни в каменоломнях, ни в садах местных крестьян?

– Решительно никаких, господин следователь. Я побывал во всех трактирах, где собираются рабочие окрестных каменоломен и крестьяне, но ни один из них не мог дать мне хоть какой-нибудь информации. Можно подумать, что и он стал жертвой катастрофы.

– Нет, следы его крови найдены на расстоянии трехсот шагов от виллы Тремона, там они внезапно исчезают… как будто в этом месте его ждали сообщники… Как это объяснить?

– Убийцы генерала – не профессиональные преступники, несмотря на то что они обобрали труп… Стало быть, их нечего искать среди наших обычных клиентов… Вот главная причина всех затруднений, – проговорил сыщик.

Следователь махнул рукой, расправил светло-русую бородку, покрутил усы и вздохнул.

– Можете идти… Пришлите сюда лакея генерала, Бодуана, которого я опять вызвал для допроса.

Сыщик поклонился и вышел. Через минуту дверь отворилась, и в образовавшемся проеме показалось умное, волевое лицо Бодуана. Он уже успел познакомиться с письмоводителем, и тот благосклонно кивнул ему. Следователь становился все мрачнее.

– Садитесь, месье Бодуан. Я еще раз побеспокоил вас, чтобы выяснить некоторые подробности, совершенно мне непонятные…

– Ах, господин судья, вы можете беспокоить меня сколько хотите, я готов на все, раз дело касается моего несчастного хозяина. Я был бы счастлив, если бы хоть чем-нибудь помог вам в расследовании.

Судья поправил галстук с оскорбленным видом. Как мог этот лакей вообразить, что он прояснит дело, в котором знаменитый Майер не может разобраться! Впрочем, приходится мириться с подобными дерзостями… Письмоводитель сразу повеселел, радуясь тому, что его патрон подвергся унижению. Поделом ему!.. Он уже изрядно надоел своей самоуверенностью! И письмоводитель еще раз отчаянно зевнул.

– Скажите, пожалуйста, какого роста была та дама, которую вы видели выходящей из кареты у ворот виллы в вечер катастрофы? – начал допрос следователь.

– Полагаю, высокого. Но поскольку она была закутана в широкий плащ, то трудно точно ответить на этот вопрос. Она показалась мне очень стройной, когда выходила из экипажа, – ответил Бодуан.

– А каков был ее спутник?

– О, спутника я прекрасно видел! Это был высокий крепкий мужчина с румяным и очень грубым лицом, обрамленным густой бородой. На нем был темный костюм и серая шляпа. Говорил он с иностранным акцентом…

– Допускаете ли вы, что это и был тот человек, которого генерал называл Гансом?