Мама, я Великан - Евгения Сергиенко

Траншею копали вручную, и она не очень глубокая, но я угодила в неё с разбега и умудрилась хорошенько пораниться и испугаться.

– Так значит, трасса рядом? Я не дошла совсем чуть–чуть?

– Да, километра полтора. Ночью, в тишине, слышно, как машины едут. Ты смогла заблудиться в трёх соснах. – Глеб отпивает чай из большой кружки и слегка морщится. Видимо, слишком горячий.

– Не знаю, как это случилось. Я шла прямо, точно к трассе, никуда не сворачивала, ни на что не отвлекалась…

– Так уж и ни на что… – задумчиво говорит Глеб.

–Абсолютно! – я дотрагиваюсь до кармана, в который обычно кладу телефон.

Глеб перехватывает взглядом мой жест и улыбается.

– Нет… – я улыбаюсь в ответ. – Телефон я забыла на пляже, смотрела только вперёд и по сторонам.

– Ты могла смотреть куда угодно, но вот твои мысли… Они-то точно были в работе, в тревогах, в делах – очень далеко от этих мест.

– Какая разница, о чем я думала. Смотрела-то перед собой.

– Ты не видела пути. Думала о технике больше, чем о собственной жизни, – вдруг его голос начинает звучать очень серьёзно. – Хотя дела никуда бы от тебя не делись, ведь жизнь не ограничивается офисом, планами и перспективами.

По моему телу пробегают мурашки. Как он догадался об этом?

– Но я шла вперёд… – говорю настороженно.

– А мысли – они же у тебя неугомонные – ходили кругами, вместо того чтобы собраться в одном моменте.

Глеб снова отпивает чай, но уже не морщится.

Я тоже беру кружку и делаю глоток – тёплый, терпкий, травяной. Никогда не любила подобный чай, но сегодня его вкус мне нравится.

– Как ты узнал про технику?.. – я хотела сдержаться и не спрашивать, но не смогла.

Просто интересно, как он догадался о моей зависимости от работы и планшета?

Глеб поднимает на меня взгляд и улыбается одними глазами.

Делаю ещё глоток.

Я скептик. Если сейчас этот парень начнёт строить из себя экстрасенса – не прислушаюсь ни к одному слову.

– Если тебе не нравится слово экстрасенс, можно подобрать другое, – хитро говорит он и отводит взгляд.

Я чуть не давлюсь глотком чая. Да что происходит?!

Глеб всматривается в лесную зелень за окном, складываете ладони в «домик» и погружается в какую–то расслабленную задумчивость.

Кто он такой? Ясновидящий? Шаман? Может быть, просто сумасшедший?

– Трудно не догадаться, – мягко говорит он. – Статьи – твоя жизнь, работа – твой дом, личные отношения – второй план, а перспективы на ближайшую пару лет – главный смысл, от которого ты не отступишь. Ты и здесь-то оказалась потому, что веришь в себя безмерно – ни лес, ни одиночество, ни отсутствие связи тебя не остановили. Но так не может продолжаться, верно? Ведь ты не центр Земли, ты маленькая часть всего, что есть вокруг. Нужно жить в гармонии.

Всё моё тело замирает от волнения, смешанного со страхом.

Я смотрю на Глеба во все глаза и не знаю, что сказать.

Неужели… Неужели здесь творится какое–то волшебство?!

Но вдруг Глеб широко и искренне улыбается:

– Да ладно тебе, я пошутил, не пугайся! – почти смеясь, говорит он, – просто всё выдумал!

– Как? – говорю онемевшими губами.

–Ты когда спала, пальцами шевелила, как будто печатаешь, а пока нес тебя в дом, что-то без остановки бубнила про работу.

–Да ладно… – у меня вырывается вдох облегчения, – а я уже подумала, что…

Не договорив, я покачиваюсь на стуле и заливаюсь хохотом.

– Видела бы ты своё лицо! Прости, если напугал, не смог сдержаться и не пошутить!

Глеб тоже начинает смеяться и, поставив чашку, касается пальцами моей руки.

Мурашки пробегают снова.

– Я тоже офисный работник, хоть сейчас и не похож на себя обычного. Но суета утомляет – без этого дома я уже давно сошёл бы с ума.

Почему-то я не убираю руку, продлевая прикосновение, и ещё раз обвожу взглядом дом.

Маленькие окна вместо панорамных витражей, старая люстра вместо длинных ламп дневного света, деревянный стол вместо блестящего офисного пластика.

Всё очень простое, скромное и такое… настоящее.

Пожалуй, я могу понять, чем ему нравится здесь.

Мама говорила тошнотворно спокойным тоном и объясняла, что мои страхи, срывы и злость – нормальны. Что если я не могу спокойно реагировать на её отношения с другом – пусть будет так. Пусть моя злость выходит наружу, и так она уйдёт, а вместе с ней уйдёт и ревность

Ревность!

Какая глупость, считать мое отвращение ревностью!

Считать, что плевок в наш маленький неприкосновенный мир, разлом нашей семьи – ревность!

И ладно, если бы всё треснуло случайно, по воле случая, но нет. Мама своими собственными поступками ломала наше счастье, а в трещины и дыры совал свои ручищи «друг».

Стоило мне представить их вместе, целующимися или обнимающимися, как тело начинало знобить, и подкатывала тошнота. Хотя при мне они не позволяли себе даже за руки держаться, но мое воображение дорисовывало все отвратительные подробности, стоило другу перешагнуть наш порог.

Мама говорила со мной так, как говорят с сумасшедшими. И вместе со злобой приходило разочарование.

Моя трепетная, нежная, красивая мать позволила чудовищу приблизиться к себе. Допустила его в свою жизнь, прониклась к нему чувствами и решила осчастливить своим присутствием.

Дура! Какая же она дура! Ведь это так грязно и глупо!

Зачем она портит свою безупречность и растрачивает себя на какого-то урода?!

Ведь нет ничего чище и светлее, чем любовь к своему ребёнку! Почему ей мало этой чистейшей благородной нашей любви?!

И хотя внутри сидело понимание того, что мамино сердце велико и сможет любить и меня, и «друга», мое собственное сердце сжималось и щетинилось. С каждым днём сильнее.

Я помню тот разговор о ревности, тот день, когда глупость мамы стала очевидной. А ко мне пришло понимание – я люблю её меньше, чем раньше.

Эф приехал быстрее, чем я ожидала.

Я позвонила ему с телефона Глеба и объяснила, где и через сколько времени меня встретить.

Подходя к трассе, издалека вижу его чёрную машину у обочины.

– Спасибо, – говорю, остановившись и повернувшись к Глебу. – Дальше я дойду сама.

– Парень ревнивый? – Улыбается он.

– Нет, просто сама… – я пожимаю плечами.