Окольный путь - Дэвид Аллен Дрейк

Он отмахнулся от назревавшего протеста.

— Я помогу, помогу. Но ты более чем способна сделать это, Антонина. Ты по меньшей мере так же умна, как любой мужчина. А это оружие — новое для нас всех. Как и способы его применения. Я помогу, но не удивлюсь, если твой неподготовленный в данной сфере ум предложит новые способы и решения, лучшие, чем могут предложить моя специальная подготовка и опыт. Над тобой не будут довлеть старые знания и привычки.

Он сделал глубокий вдох.

— Наконец, ты сможешь координировать наши разрозненные действия. Через тебя мы все можем поддерживать связь так, что никто не заподозрит нашу истинную цель.

Ум Антонины действительно был ничуть не хуже, чем заявил ее муж. Ее спина стала прямой, как доска, и жесткой, как лист железа.

— Потому что все будут в таком случае подозревать другое, — сказала она горько.

— Да, — спокойно подтвердил полководец. Спокойно, но очень твердо. И он явно не собирался менять решение.

Глаза епископа слегка округлились. Он посмотрел на мужа, на жену, опять перевел взгляд. Затем отвернулся, теребя бороду.

— Да, это сработает, — пробормотал он. — На самом деле великолепно сработает. Но… — он поднял глаза на полководца. — Ты понимаешь…

— Оставь нас вдвоем, Антоний, — попросил Велисарий. Спокойно, но твердо. — Пожалуйста. И ты, Михаил.

Михаил и епископ поднялись со своих мест и проследовали к двери. Там епископ обернулся.

— Если после разговора с Антониной ты все-таки решишь сделать именно так, как сказал, есть отличный способ быстро воплотить твои идеи в жизнь.

Антонина уставилась в одну точку. Ее смуглое лицо побледнело. В глазах блестели слезы. Велисарий отвел от нее взгляд и посмотрел на епископа.

— Да?

— Недавно ко мне за помощью обратился человек, ищущий работу. Он сейчас в Алеппо. Я знаю его репутацию. Это секретарь с опытом, имеет хорошую подготовку, более того — писатель. Историк.

По крайней мере, таковы его честолюбивые планы. У тебя нет секретаря, но ты уже достиг высот, когда он тебе требуется.

— Как его зовут?

— Прокопий. Прокопий из Кесарии. В дополнение к секретарским обязанностям, он, я уверен, расскажет миру о твоих талантах, и это поможет твоей карьере.

— Значит, он льстец?

— Абсолютно лишенный стыда. Но очень талантлив в лести, поэтому ею словам обычно верят. По крайней мере окружающий мир, если не тот, у кого он работает.

— И?

Епископ выглядел несчастным.

— Ну…

— Говори прямо, Антоний!

Александриец поджал губы.

— Он — самый порочный человек из всех, кого я имел несчастье повстречать. Да, льстец, но также ядовитый и завистливый человек, который к публичной лести добавляет самые злобные слухи. Змея — если говорить прямо и кратко.

— Он подойдет великолепно. Присылай его ко мне. Я его сразу же найму. А затем дам все, что ему потребуется, как для публичной лести, так и для запуска слухов.

После того как епископ и Михаил вышли, Велисарий сел рядом с женой и взял ее за руку.

Он говорил точно так же — твердо и уверенно, не собираясь отступать, но в его голос добавилась нежность.

— Прости, любовь моя. Но это единственный безопасный способ. Другого я не вижу. Знаю, сколько боли он принесет, когда люди опять начнут шептаться о тебе, но…

Антонина засмеялась так резко, что ее смех напомнил воронье карканье.

— Обо мне? Ты думаешь, мне есть дело до того, что люди будут говорить обо мне?

Она повернула голову и посмотрела ему в глаза.

— Я — шлюха, Велисарий.

Муж ничего не ответил. В его глазах светилась только любовь. Жена снова заговорила.

— О, ты сам никогда не произносил это слово. Но я произнесу. Я трудилась на панели. Все это знают. Как ты думаешь, шлюхе есть дело до того, что люди говорят о ней? — Она снова резко засмеялась. — Ты понимаешь, почему императрица Феодора мне доверяет? Доверяет, Велисарий! Как никому другому. Потому что мы обе были шлюхами, а единственные люди, кому по-настоящему доверяют шлюхи — по-настоящему! — это другие шлюхи.

Слезы снова навернулись ей на глаза, но она их быстро смахнула.

— Я люблю тебя, как никогда никого не любила в жизни. Конечно, больше, чем я люблю Феодору. Мне даже не нравится Феодора, многим она не нравится. Но я не могла доверить тебе секрет о моем незаконнорожденном ребенке. Тем не менее я доверилась Феодоре. Она знала. И я также доверила другой шлюхе, Гипатии, заботу о своем сыне. — Ее голос стал резким. — Не беспокойся о том, что люди говорят обо мне. Меня это не волнует. Ты даже не можешь себе представить, насколько мне это безразлично.

— Тогда…

— Но меня очень волнует, что люди говорят о тебе!

— Обо мне? — Велисарий рассмеялся. — Что они еще могут сказать, чего не говорили раньше?

— Идиот! — прошипела она. — Сейчас они говорят, что ты женился на шлюхе. Поэтому они насмехаются над твоим здравомыслием и твоим вкусом. Но они видят, что шлюха не ходит от тебя на сторону, поэтому они — втайне — восхищаются твоей мужской силой. — Она невольно засмеялась и скопировала шепот кумушек. — «Наверное, у него, как у коня, если он удовлетворяет шлюху». — Смех прекратился. — Но теперь они станут называть тебя рогоносцем. Насмехаться над тобой, как и над твоим здравомыслием. Ты станешь смешон. Смешон — слышишь меня?

Велисарий снова рассмеялся. Весело — к ее удивлению.

— Знаю, — сказал он. — И рассчитываю на это.

Он встал и протянул к ней руки.

— Да, любовь моя. Я на это рассчитываю. — Он сам скопировал шепот, которым передают слухи: — «Какой человек позволит жене появляться перед собой со своими любовниками? Только самый жалкий, слабый, трусливый». — Его голос стал твердым, как сталь. — И затем это дойдет до врага, и враг спросит себя и какой же из него полководец?

Антонина в удивлении посмотрела на него.

— Я не подумала об этом, — призналась она.

— Знаю. Но все это к делу не относится. Ты врешь, Антонина. На самом деле и тебя не волнует, что люди говорят обо мне, точно так же, как меня не волнует, что люди говорят о тебе.

Она отвернулась, поджав губы. С минуту молчала, затем наконец из ее глаз брызнули слезы.

— Нет, не волнует, — прошептала она.

— Ты боишься, что я поверю сплетням.

Она кивнула. Слезы полились градом. Ее плечи тряслись. Велисарий опять сел рядом и крепко обнял маленькую женщину.

— Я никогда им не поверю, Антонина.

— Поверишь, — выдохнула она между рыданиями. — Поверишь. Не сразу, но скоро. Может, и несколько лет не будешь верить. Но в конце концов поверишь. Или по крайней мере станешь задумываться, и подозревать, и сомневаться, и не верить мне.