Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

– Нет, на эту роль захотели взять Варгаду.

– Но она же всегда во всем играет! Чем она лучше меня? Я знаю, почему ей так много всего перепадает – потому что она любовница Дельфини, директора «Рэтэ», вот почему. Если бы на ее месте была я, то я бы уже была в Голливуде. Ну так как? Кого я буду играть?

– Катерину.

– Но Катерина появляется только в одной серии, это микроскопическая роль!

– Такая уж серия, она вся завязана на ней… Да и к тому же ты только начинаешь, ты никогда и ничего не играла в сериалах.

– Нет! Ну тогда я хочу сыграть хотя бы Федерику, сестру Стефании. А если нет, то вообще ничего не буду играть и вернусь в Милан!

Дания вынимает из сумочки пачку, достает из нее маленькую жвачку, бросает ее себе в рот, как в баскетбольную корзину, и щелкает языком. Разевая рот, Дания жует ее со скучающим видом, а потом ей приходит идея.

– А кто режиссер?

Ренци смотрит на нее, прекрасно понимая ее планы.

– Пока еще не решили.

Тем временем приходит официантка с соком.

– Спасибо.

Дания начинает молча пить. Выпив почти три четверти стакана, она ставит его на столик.

– Было бы справедливо хотя бы попробовать меня на роль Стефании. Откуда им знать, подхожу я или нет? Разве та, кого никто не знает, не может всех удивить? Во времена реализма людей брали с улицы, все было гораздо правдивей, вот это было кино. – И она продолжает пить сок, пока не допивает его до конца. Потом ей приходит в голову другая хорошая идея: – А почему бы нам не пойти ко мне? Я дам тебе сценарий первой серии, и ты увидишь, как я справлюсь. Давай же, меня никогда не видел. Если увидишь, чего я стою, то, я и не сомневаюсь, ты гораздо лучше похлопочешь за мою роль, потому что ты первый в нее поверишь.

– Мне нужно ехать в больницу.

– Но Стефано же туда только поехал, девочка родится через три-четыре часа, они не убегут. Разве они куда-то торопятся?

Дания ему улыбается и подмигивает. Ренци смотрит на нее, потом думает о том кресле в середине комнаты, которое смотрит на то окно, о красоте той панорамы… Ну и как сказать ей «нет»?

Когда я приезжаю, больница Святого Петра впервые кажется мне другой. Я был в ней после аварии на мотоцикле, перед этими часами, вывихнув локоть, ждал «скорую помощь». В другой раз я был там из-за вывиха лодыжки во время игры в футбол, а однажды ночью – после драки в «Пайпере». Мы пришли туда вместе, я и Полло, оба жутко опухшие от синяков. Мы сидели в приемной и пропускали вперед всех, кого привозили, потому что им было хуже, чем нам, так что в итоге мы пошли в бар на проспекте Франции. Мы попросили принести нам лед и вышли наружу, сели за столик, положив кубики льда на грязные тряпки, которыми вытирали мотоцикл. Заворачивая в эти тряпки лед, как в бинты, мы прикладывали их к лицу, надеясь, что припухлость немного сойдет, и мы сможем вернуться домой в более или менее приличном виде. Мы обсуждали, какой была драка, вспоминая все ее эпизоды – искажая одни, преувеличивая другие. Самое важное, что мы вышли из этой передряги с гораздо меньшими потерями, чем остальные. Я был юнцом, озлобленным и агрессивным, и тогда рядом еще был мой друг Полло и его ложь. Другие времена. А теперь я здесь, потому что вот-вот снова внесу изменения в свою книгу записей актов гражданского состояния: из состояния мужа перейду в состояние отца. И, несмотря на все, что произошло в последнее время, я очень взволнован. Я следую указателям. «Платное отделение». Поднимаюсь на второй этаж и в конце коридора вижу Франческу и Габриэле.

– Привет, как Джин?

Отец улыбается, кивает, но не говорит ни слова. Франческа гораздо спокойней.

– Все в порядке, она там, осталось немного, врач сказал, что раскрытие полное. Войди, если хочешь, если не боишься…

Я ей улыбаюсь, а она, словно извиняясь, добавляет:

– Многие хотели бы, но не выдерживают. Габриэле, когда я рожала, так и не набрался смелости войти. Просто чудо, что он добрался сюда сегодня. Ему становится плохо, когда он входит в больницу, он едва не падает в обморок.

Габриэле смеется и наконец обретает дар речи:

– Ну нет, ты на меня наговариваешь! В этот раз мне хорошо! А вот теперь из-за тебя будет не по себе.

Я оставляю их препираться, толкаю большую дверь и оказываюсь в идеально стерильной палате, в которой холоднее, чем в коридоре. Сразу же появляется медсестра.

– Вы кто?

– Муж Джиневры Биро, ее ведет доктор Фламини.

– Да, она там. Хотите присутствовать? Она вот-вот родит…

– Уже?

– А вы не рады? Или вы хотели провести здесь весь день?

– Нет-нет.

– Ну тогда наденьте вот это.

Она передает мне темно-зеленую одежду в небольшом прозрачном мешке. Я его открываю. Там легкий халат, шапочка и бахилы. Я быстро надеваю все это и иду за медсестрой. Вхожу в большую палату. Вот она. Джин в кресле, вся красная, в поту, опирается на локти; простыня закрывает ее до согнутых коленей. У ее ног стоит врач.

– Да, еще раз, вот так, так, отлично, тужьтесь… Ну вот, хватит, теперь дышите. Скоро начнем сначала.

Врач меня замечает.

– Здравствуйте, встаньте там, сбоку, в изголовье, за Джиневрой.

– Любимый, ты пришел.

– Да.

Больше я ничего не говорю, чтобы все не испортить, чтобы не сделать что-то не так.

Джин мне улыбается, протягивает руку. Я беру ее и остаюсь в таком положении, немного ошеломленный. Не очень понимаю, что делать. А потом я чувствую, как она сильно сжимает мою руку.

– Ну вот, ребенок уже выходит, я вижу головку. Продолжайте так, давайте, тужьтесь, теперь дышите, еще сильнее, тужьтесь, тужьтесь!

Джин часто дышит, делая вдох за вдохом. Она выгибает спину, стискивает зубы, прикрывает глаза, сжимает мою руку до тех пор, пока не рожает Аврору. И мы видим этого человечка, еще привязанного к длинной пуповине, всего грязного. Его переворачивают вниз головой, и он начинает плакать. Врач берет ножницы и передает их мне.

– Хотите перерезать ее сами?

– Да.

Я опять говорю «да», по-прежнему не зная, что еще сказать. Тогда врач передает мне ножницы и показывает место, в котором надо перерезать пуповину.

– Вот здесь.

Я развожу эти ножницы, перерезаю пуповину, и Аврора впервые оказывается свободной и независимой. Врач передает девочку медсестре, которая ее тут же моет под слабой струей воды, вытирает, смазывает ей глаза какой-то мазью. Потом подходит доктор, которая ее осматривает и что-то отмечает в своей таблице. Закончив, она заворачивает ее в пеленку и приносит Джин.

– Хотите ее подержать? Положите ее себе на грудь.