Великие завоевания варваров - Питер Хизер

Прежде всего, конкретные даты, указанные в ней, – лишь более поздняя попытка как-то структурировать устные источники, и полагаться на них нельзя. Нападение на Константинополь мы уже рассматривали, его дата взята из византийской «Хроники» Георгия Монаха, которая не называет скандинавских предводителей, участвовавших в набеге. На каком-то этапе составления Повести временных лет кто-то решил, что нападение на Константинополь, описанное в византийском источнике, – то же самое, которое совершили Аскольд и Дир, и остальная история датируется в соответствии с этим предположением. Но оно, возможно, было ошибочным. Обширные раскопки в Киеве не предоставили скандинавских материалов, которые бы датировались периодом, предшествовавшим 880-м годам (раскопки на Подоле), следовательно, нападение на Константинополь, совершенное в 860-х и упоминавшееся в византийских источниках, было совершено теми, кто проживал в землях к северу от Киева.

В истории, рассказанной в Повести временных лет, много других недочетов. Ее составители, по-видимому, были весьма озадачены вопросом взаимосвязи Олега с Рюриком. В киевской традиции он предстает его родственником, но в северной традиции, по версии Повести временных лет, которая, похоже, появилась в Новгороде, он лишь военачальник Рюрика, не претендующий на родство. Мысль о том, что Аскольд и Дир озаботились бы разрешением Рюрика, прежде чем двинуться на юг, тоже не слишком убедительна[588]. Как мы видели, в IX и начале X века великий князь Руси был не более чем primus inter pares (лат. первый среди равных), и экспансия скандинавов осуществлялась совокупностью независимых инициативных объединений, «босс» которых объявился гораздо позже, чтобы потребовать свою долю. Нет причин полагать, что продвижение к Киеву, кто бы ни пускался в путь, принимало иные формы. Более того, есть куда более важная проблема – почему викингская Русь в конечном счете покорилась этому второстепенному и позже появившемуся центру – южному Киеву, а не северному Новгороду, особенно если учесть, что Киев был расположен на Днепре, соответственно, на торговом пути в Византию, которая была в целом менее успешной и процветающей. Однако это загадки для следующей главы. Пока мы рассмотрим продвижение скандинавов на восток и запад как миграционный поток.

Вопрос масштаба является одним из основных противоречий в исследовании миграции викингов. В прошлом имелась тенденция интерпретировать эпоху викингов в свете традиционных воззрений на классическое германское «переселение народов». Считалось, что в путь пускались десятки, если не сотни тысяч, и к этому их подталкивало отсутствие необходимых для жизни ресурсов: так родился поток, который захлестнул Западную Европу и погрузил ее в море беспрецедентной жестокости. Старые учебники цитировали известную англосаксонскую молитву: «От ярости северян, Боже, защити нас», и легко находятся более научные ее эквиваленты. Учебник латинской грамматики, скопированный в Ирландии в 845 году и оказавшийся в монастыре Святого Галла на континенте, содержит приписку на полях – короткую, но весьма выразительную поэму на древнеирландском: «Ветер нынче жесток, взбивает белую пену, и страшиться не стоит диких викингов, бороздящих тихое море»[589].

К борьбе с этими воззрениями в 1960-х годах присоединился один из самых видных англоязычных историков, специализирующихся на эпохе викингов: Питер Сойер. Он утверждал, что традиционные взгляды переоценивают возможные масштабы сил скандинавов. Большинство летописцев, чьи труды уцелели и повествуют о жестокости викингов, были церковниками, если не монахами, а церкви и монастыри, как мы видели, были для норманнов лакомыми кусочками, обещавшими богатую добычу. Следовательно, как утверждает ученый, в источниках есть тенденция сгущать краски, подчеркивая жестокость викингов. Но ведь Темные века в целом были временем далеко не гуманным. Единственное, что, пожалуй, было новым в это время, – язычники-скандинавы нападали на христианские учреждения куда более дерзко, чем обычно. Что не менее важно, наши христиане-летописцы игнорировали другие важные аспекты активности скандинавов в регионе, такие как торговля, которые были не столь жестоки или вообще миролюбивы, и приводимые ими цифры, касающиеся численности викингов, преувеличены. С этой точки зрения более точными являются как раз сообщения о небольших силах: как, к примеру, три корабля, на которых было девяносто – сто человек, участвовавших в первом инциденте в Портленде. К тому же, писал Сойер, у нас почти нет данных о том, что с викингами были женщины и дети. Деятельность скандинавов обеспечивалась не миграцией «целого» народа, но боеспособными отрядами, общая численность которых доходила до нескольких сотен человек как максимум[590].

Это замечание было в высшей степени верным и соответствовало тому, что происходило в первые десятилетия IX века. Предположение, что в эпоху викингов действовали по большей части военные отряды, кажется вполне вероятным, пусть и имеются отдельные исключения. Но по мере того как активность скандинавов на западе нарастала, в игру, судя по всему, вступили более крупные силы, нежели те, о которых писал Сойер. «Ирландские анналы», к примеру, сообщают о том, что в 830-х годах два флота викингов по шестьдесят кораблей действовали в ирландских водах одновременно. Потрясающая Гокстадская ладья, обнаруженная в норвежском Вестфолле в 1880 году и выставленная сейчас в Осло, могла спокойно вместить около тридцати человек, возможно, чуть больше. Тридцать с лишним мужчин на каждой ладье – значит, каждый флот включал в себя больше тысячи воинов, и эта цифра совпадает с данными о потерях скандинавов в битвах, указанными в том же источнике. В 848 году произошло три сражения, которые провели три разных ирландских короля против разных войск викингов, которые понесли потери в 700, 1200 и 500 человек. И когда флоты скандинавских конунгов обрушились на западные побережья в 850-х годах, ирландские, английские и континентальные источники все – и весьма последовательно и убедительно – сообщают о том, что они насчитывали от ста до двухсот кораблей. А значит, речь идет об армии в несколько тысяч человек[591].

Эти подсчеты подтверждаются материалами эпохи Великих армий. Эти армии были многосоставными, смешанными, и каждая из них состояла из сторонников независимых королей и конунгов, к которым порой присоединялись воины под командованием ярлов. Первая Великая армия, собравшаяся в Восточной Англии зимой 866/67 года, включала в себя, помимо других, войска Ивара и Олава – которые исчезли из ирландских вод между 863 и 871 годами (Ивар – это, по всей видимости, Ингвар из «Англосаксонских хроник»), и викингов, донимавших франков на реке Сене большую часть предыдущего десятилетия. Континентальные источники указывают на паузу в набегах скандинавов между 866 и 880 годами, что совпадает с первой фазой активности Великой армии в Англии, и отплытие норвежцев из франкских вод, вероятно, было спровоцировано Карлом Лысым, отдавшим приказ выстроить укрепленные мосты через Сену, существенно затруднившие скандинавам доступ к внутренним территориям. Помимо Ивара, в «Англосаксонских хрониках» упоминаются еще два конунга – Хальвдан (видимо, третий брат Ивара и Олава) и Багсекг – и пять ярлов (двое по имени Сидрок, старший и младший, Осберн, Френа и Харальд). Эти короли и ярлы вели за собой независимые дружины, объединенные в армию. В 875 году к ним присоединились еще три конунга – Гутрум, Оскетель и Анвенд. Теперь в Англии собралось одиннадцать отрядов под предводительством независимых друг от друга командиров. И еще больше викингов прибыло всего через несколько лет, чтобы перезимовать в Фулеме в 879/80 году. На таких же принципах существовали более поздние Великие армии.