Великие завоевания варваров - Питер Хизер

И это вполне понятно. Волжский маршрут вел прямиком к Каспийскому морю и экономически развитому миру исламских халифатов, столица которого тогда находилась в Багдаде Аббасидов. Туда стекались налоги с огромной империи, протянувшейся от Атлантики до Индии, и поглощались двором, отличавшимся потрясающим великолепием. Это был настоящий центр спроса на предметы роскоши. Южные рубежи Волжского маршрута уже были хорошо изведаны, поскольку хазары задолго до этого покупали меха у северян в среднем течении этой реки. Днепровский маршрут был более сложным, включал в себя преодоление порогов, для чего судно надлежало переносить по берегу, и выходил в Черное море, а не Каспийское, возле Крыма. До исламского мира по-прежнему можно было добраться, отправившись на восток, но пришлось бы сделать крюк, поэтому наиболее удобный торговый путь вел оттуда в Константинополь. Как мы видели, Византия к тому времени утратила былое величие и влияние, свойственные ей при Юстиниане, а мусульманские халифаты с их великолепными дворами представляли собой куда более привлекательный рынок для сбыта предметов роскоши, которые как раз и привозили скандинавы. Неясно, часто ли скандинавы добирались до самого Каспийского моря. Некоторые, безусловно, регулярно бывали там, но путь был долгим, поэтому наверняка задействовались посредники. Во второй половине VIII века число скандинавов, вовлеченных в торговлю, было весьма невелико. Не считая Старой Ладоги, лишь в одном поселении Северо-Западной России, Сарском городище, были обнаружены как серебряные монеты, так и скандинавские материалы, датируемые IX веком[580].

В условиях нехватки письменных источников полная картина дальнейших событий не подлежит восстановлению, но развивающиеся контакты скандинавов с Востоком могли пойти по той же траектории, которую мы уже наблюдали дальше к западу. С одной стороны, приток арабских серебряных монет в Скандинавию и Балтику медленно, но верно увеличивался. По мере того как шло время, росло число пришельцев с севера, либо самих норманнов, либо их посредников, которые, путешествуя по воде, продавали северные товары на мусульманских рынках. Теоретически, это могло бы произойти, даже если бы новые скандинавы не селились к югу от Балтики, но сохранилось достаточно археологических остатков, свидетельствующих о том, что так они и поступали.

В 839 году, как мы видели, шведские викинги явились ко двору каролингского императора Людовика Благочестивого. Они были направлены Константинополем и достигли города только после сложного путешествия по землям жестоких племен – и искали более простой маршрут для возвращения домой. Если, что вполне вероятно, они спускались по Днепру, то им приходилось нести лодки мимо порогов, и местные жители быстро поняли, что это отличное место для засады. В 972 году один из поздних князей Руси, Святослав, лишился жизни – и головы – в этом самом месте. (Кочевники-печенеги превратили череп в чашу[581].) Послы сообщили императору, что их общество достаточно организовано для того, чтобы обзавестись собственным правителем, который назывался каганом, и от его имени попытались установить дружественные отношения с Константинополем. Это упоминание кагана русов в 839 году интригует, но, по крайней мере, оно говорит о том, что скандинавские иммигранты в лесах России начали понемногу создавать некое политическое образование. Однако на западе приблизительно в тот же период другие политические образования викингов (на Гебридах и в Ирландии) были разрушены появлением более сильных «королей» в середине века, следовательно, политическое развитие на востоке тоже шло отнюдь не по прямой.

Вероятно, в 860 году викинги откуда-то из России впервые напали на Константинополь. Две сотни ладей переплыли Черное море и разграбили окраины города. Византийцы считают, что своим спасением они обязаны вмешательству Девы Марии и, каким бы ни было реальное число налетчиков, нападение было очень серьезным[582]. За ним последовали напряженные дипломатические усилия, направленные на то, чтобы предотвратить повторные набеги. Это включало в себя отправку христианских миссионеров в русские леса. Но после первоначальных заявлений об успехе со стороны византийского патриарха в 867 году миссионеры бесследно исчезли, и нет никаких упоминаний о дальнейших дипломатических контактах с севером еще на протяжении тридцати с лишним лет. Это заставляет предположить, что политическая власть тех, к кому были направлены миссионеры, оказалась недолговечной – что, как мы знаем, было правдой для большей части скандинавских династий эпохи викингов. Есть и другие признаки беды. В более или менее то же время поселение на Ладоге было сожжено. Дендрохронологический метод датировки показал, что трагедия произошла между 863 и 871 годами. Пожар был не случайным. Изначальное поселение состояло из отдельных деревянных домиков, и все они были уничтожены одновременно. Вряд ли случайный пожар мог распространиться с такой скоростью и эффективностью по всему поселку. В тот же период персидский историк сообщает, что русы напали на порт Абаскос на юго-восточном побережье Каспийского моря, но это событие можно датировать лишь очень приблизительно 864–883 годами[583].

Ввиду отсутствия лучших исторических источников неясно, как собрать эту головоломку. Но поджог Старой Ладоги и нападения на Абаскос и Константинополь указывают на то, что на арене появились новые силы скандинавов, и, что поразительно, то же самое в это же время произошло дальше к западу – появились новые короли и собрали Великие армии. Я подозреваю, что одновременно начавшиеся беспорядки близ северных водных путей в России и внезапное появление силы, способной напасть на Константинополь, говорят о вторжении куда лучше организованных и более крупных войск скандинавов и на восток, и на запад. Как и на западе, эти новые пришельцы, разумеется, попытались бы захватить контроль над уже существующими прибыльными предприятиями. Развивающиеся диаспоры викингов на востоке и западе в IX веке напоминают мне о Чикаго времен сухого закона. Сначала небольшие группы начали зарабатывать, изготавливая и нелегально продавая самодельные алкогольные напитки, затем подключились более организованные банды, требуя долю прибыли или борясь с организациями соперников, по обстоятельствам. Как только приток средств стал стабильным, вмешались власть имущие, захватив контроль над предприятиями и потребовав свою долю – ровно 10 процентов, если верить Ибн Фадлану.

В России конкуренцию усиливал еще один фактор. Судя по обнаруженным кладам монет, приток арабского серебра на север существенно замедлился в период между 870 и 900 годами. Это замедление совпадает с периодом внутриполитического хаоса в Аббасидском халифате – «анархией в Самарре», который продлился с 861 по 870 год. Кризис такого рода и масштаба, разумеется, существенно снизил спрос на предметы роскоши при дворе халифа, что привело к росту конкуренции между различными группами скандинавов, продававшими меха и рабов из Северной России. Это, возможно, отчасти объясняет борьбу за власть над остатками северной торговой сети, и становится ясно, почему византийские послы ничего не добились. Однако со временем порядок был более или менее восстановлен, не только в мусульманском мире, но и на севере – процесс, о котором мы можем кое-что узнать, несмотря на отсутствие письменных источников, благодаря косвенным свидетельствам[584].