Спасти огонь - Гильермо Арриага

что кухонные тендеры вызовут такую цепную реакцию. И тогда он совершил худшую из возможных ошибок: попытался одновременно и неожиданно взять все двадцать четыре взбунтовавшиеся тюрьмы штурмом. На это было были брошены немыслимые силы федеральной полиции. Но министр просчитался и разбередил осиное гнездо.

Я припарковалась у тротуара. В голове роились десятки мыслей. Нужно привести их в порядок. «Хочешь, я поведу?» — спросил Хосе Куаутемок, увидев, как я ошеломленно сижу за рулем. «Нет». Мне просто нужно было переждать, пока оглушительная стая разрозненных образов пролетит мимо. Хосе Куаутемок протянул руку и погладил меня по затылку. Мы уже два часа кружили по городу и не знали, что делать. Мы устали и хотели спать. У меня от солнечных ожогов начала чесаться кожа: невыносимый, ничем не утоляемый зуд. Я несколько раз предлагала позвонить Педро или Хулиану. Хосе Куаутемок противился. Он боялся, что они проболтаются или вообще нарочно нас предадут. Нам срочно нужно было найти, где спрятаться и переночевать. Спать в машине было опасно: нас могли ограбить, или, что хуже, мы могли вызвать подозрения у полицейского патруля.

Мы категорически не хотели оставлять следов, но деваться было некуда: пришлось заночевать в мотеле. Я знала один на шоссе в Куэрнаваку: когда-то несколько раз была там с молодым человеком. Тот факт, что я направляюсь в как-никак знакомое место, несколько успокоил меня. Приехали около полуночи; я заплатила полагавшиеся триста песо. Администратор записал номер машины. Я заметила две камеры у входа. Это плохо. Мы заехали в гараж, и администратор опустил дверь, чтобы укрыть машину от любопытных глаз. Как только мы вышли из машины, Хосе Куаутемок обнял меня. Его запах, смешанный с запахом туалетной воды Клаудио, вызвал у меня отторжение. Я уже возненавидела себя за то, что принесла ему эти вещи.

В номере было жутко холодно. Это пространство создавали не для сна, а для секса. Одно тонкое покрывало поверх простыни. Мы залезли в душ, чтобы согреться. Я еще хотела смыть уксус и пот. А Хосе Куаутемок, видимо, избавиться от запаха крови и тюрьмы.

Легли голышом. Из-за холода всю ночь проспали в обнимку. Я плохо спала: сквозь сон то и дело всплывали лица детей. Я уже безумно тосковала по ним. Мы расстались всего несколько часов назад, а я уже словно на другом конце непреодолимой пропасти. Поймут ли они меня когда-нибудь? Или возненавидят навсегда? Еще не поженившись, мы с Клаудио договорились, что в случае развода дети останутся со мной. Мы оба из консервативных семей и всегда считали, что детей должны воспитывать матери. Но мои безумные решения аннулировали этот давний договор. И все равно я не собиралась сдаваться. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы удержать их рядом.

К рассвету еще похолодало: спать стало невозможно. Мы ничего не ели со вчерашнего дня, и я предложила купить что-нибудь на завтрак. Я подняла дверь гаража и уже начала выруливать задом, но тут подошел работник: «Уже уезжаете, сеньора?» Я ответила отрицательно. «Понимаете, сеньора, если машина выезжает, администратор считает, как будто люди выехали. Следит». Я сказала, что только съезжу в магазин и сразу же вернусь. «Вы меня под монастырь подведете. Лучше скажите, что вам купить, и я куплю». Я дала ему двести песо и попросила принести тамалес, атоле и воды.

Я снова загнала машину в гараж и проверила телефон. Десятки пропущенных звонков, десятки сообщений от Клаудио, Педро и Хулиана. Тон сообщений Клаудио сначала был обеспокоенный, потом сердитый. «Ты не в „Танцедеях". Где тебя носит?» От трех последних у меня волосы дыбом стали. «За тобой пришла полиция. Они спрашивают про какого-то Хосе Куаутемока Уистлика. Это, блять, кто?!» «Во что ты вообще ввязалась?» «Ты с ним?» Голосовые сообщения были не лучше:

«Пожалуйста, Марина, выйди на связь. Я же не знаю, тебя похитили, или ты сбежала из дому, или замешана в каких-то делах с этим типом?» «Позвони мне». «Мать твою, Марина. Меня полиция допрашивает, а я даже не знаю, о чем речь. Что ты натворила?»

Я отключила телефон и быстро поднялась в номер. Хосе Куаутемок собирался в душ. «Одевайся, нам пора».

Он шел в столовку. Обстановка была какая-то странная. Шушуканье, косые взгляды. Хосе Куаутемок несколько дней не выходил из камеры. Ел, что приносили товарищи. Кусок булки, желе, остатки тушенки. Отсутствие Марины нокаутировало его, и, чтобы преодолеть боль, он писал. Час в день тренировался, а потом возвращался за машинку. Как-то вечером один братан предупредил: «Сегодня лучше приди на ужин». — «Зачем это?» — осторожно спросил Хосе Куаутемок. «Затем, что намечается писец».

Зэки шныряли по коридорам молча. Хосе Куаутемок заметил, что по всему пути стоят на стреме головорезы Текилы. И вправду светит что-то серьезное. В столовке он обнаружил дона Хулио со свитой, хотя они никогда не покидали свой корпус. Чтобы капо мешался с быдлом — где это видано? Так что тут вариантов два: либо его скоро выпускают и он великодушно желает проститься с остальными, либо, как и предупредили, подкрадывается писец.

Зэки, словно послушницы в монастыре, отужинали в тишине, шепотом произнося только: «Передай хлеба», «Водички налей, пожалуйста». Никаких громких фраз, которые могут оскорбить шефа. Беспредельщики стали паиньками. Дон Хулио ел задумчиво. Нынче вечером он, обычно довольно дружелюбный и обаятельный, походил на восковую куклу из Музея мадам Тюссо.

Доев, он встал. Мановением руки велел остальным сидеть. Надзиратели, которых предупредили, что босс обратится с речью, вышли из столовой. «Парни, — начал он, — вы все знаете, что я человек мирный и мои люди тоже мирные. Но власти этой страны мирных людей никак не научатся слушать. Для них мы стоим меньше, чем банка червей для рыбалки. Сегодня вечером любому, кто захочет пойти добровольцем, мы дадим оружие, финансовое вспомоществование и пригласим присоединиться к движению протеста против говенных условий в этой тюрьме. Завтра в шесть утра мы восстанем против тех, кто считает нас идиотами. Кто желает, может отметиться в списках, лежащих на задних столах. Кто не желает — мы с уважением отнесемся к вашему решению. Вы должны знать, что мы все равно станем защищать ваши права и драться ради вас. Если надумаете позже, когда начнется, — примем с распростертыми. Мы будем сражаться, пока эти пидоры не дадут нам то, что мы просим, и не отступим,