Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

Ваше письмо пришло ко мне три недели назад, но вскоре после этого меня поместили в одиночную камеру и лишили письменных принадлежностей. А значит, и возможности ответить, хотя мне, как правило, вообще не дозволяется отвечать на запросы, подобные вашим, но, по всей вероятности, Вы проявили упорство и взяли измором тюремное начальство. Шутки в сторону: меня восхищает Ваша целеустремленность, мистер Такер. Анализируя свою личность, могу сказать, что меня тоже отличает способность к преодолению сложных препятствий. Долгие три недели вынужденного одиночества я размышлял, как бы поточнее объяснить Вам суть дела. Один человек из десяти тысяч способен это понять. Чувствую, Вы полагаете, что я должен помнить имена, лица и характеры моих разнообразных «жертв», однако память показывает мне только многоногое, многорукое и многогрудое чудовище, с которым я баловался, зловонную игрушку, способную выражать словами боль и муки. Конечно же, мое чудовище никогда не составляло мне приятной компании, хотя и пробуждало интерес своими конвульсиями. Активная стимуляция могла поднять мое чудовище до экстаза боли: тогда оно понимало, что еще живо, и с трепетом замирало на краю пропасти, умоляя, вопя, взывая о пощаде.

Значит ли это, что чудовище слишком часто умирало, чтобы потом возродиться к жизни? Вернее будет сказать: на мой вкус – слишком редко. Аберрации его облика и голоса, реакции на различные стимулы никогда не менялись. Лечивший меня психиатр Ричард Мерридан давал другие имена моему наваждению, но истина состоит в том, что надо мной властвует божественное помешательство.

Авторитетные коллеги Мерридана оспаривали его заключение о моей вменяемости. Мерридан стоял на своем, но судья, как ни прискорбно, попросту решил не вникать. Абстрагировался. Мистер Такер, не исключено, что я и впрямь убил Вашу дочь, а может быть, и нет. Очень возможно, что мною двигало безумие, которое по сей день туманит мне память и еще ждет искусного врача, способного видеть глубже других, но столь же возможно, что я в глаза не видел Вашу крошку Луизу, которая сейчас бродит по свету и смеется над обезумевшим папочкой; равно возможно и то, что она попала в ад, не сравнимый с тем, где обитало мое чудовище.

Четкая организация психиатрической помощи, такая, к примеру, как в Бродмуре, дала бы мне возможность максимально восстановить память. Какие же соображения заставляют лиц, облеченных властью, удерживать меня здесь, в Белмарше? Уму непостижимо: сегодня при попустительстве надзирателей меня подвергли серьезной опасности. Притом что на каждого, кто причинит мне вред, ляжет клеймо, мне изо дня в день угрожают физической расправой. Есть ли надежда, что в таких условиях у меня восстановится психическое равновесие?

Рудиментарный психоанализ, которому подвергают меня по сей день, лишь усугубляет мою неспособность вспомнить содеянное. Если речь идет о незаурядной личности, к изучению таковой следует допускать лишь тех, кто способен ее оценить. Должно быть, Вы, мистер Такер, сумеете мне помочь. Только тогда, когда я окажусь в соответствующем лечебном учреждении, у меня появится возможность напрягать свою фрагментированную память в поисках деталей, способных подсказать Вам, что случилось с Вашей дочерью. Естественно, там, где меня держат сейчас, я думаю лишь о том, что моя личная безопасность постоянно оказывается под угрозой. Мои умственные способности неумолимо угасают. Конечно, Вас огорчит мое умолчание о судьбе Луизы. А знаете ли Вы: когда отступает помешательство, ко мне возвращается человеческое сочувствие. Кроме того, даже самые злобные мои недоброжелатели нехотя соглашаются, что в действительности мне гораздо легче понимать окружающих, нежели им – меня! У меня, например, есть отчетливое понимание того, сколь важно для Вас отыскать тело Луизы, чтобы достойно предать его земле. Мой запас человеческого сострадания, однако, стремительно опустошается условиями моего нынешнего бытия. Едва не лишившись глаза в результате последнего акта злостного хулиганства, я долго не мог оправиться, поскольку администрация не давала согласия на мой перевод в городскую больницу. «Равные права на медицинскую помощь – не для злодеев!» Логика общественности выглядит именно так. А ведь жестокость лишь порождает новую жестокость. В этом сходятся даже самые невежественные из психиатров.

Милосердие Вам не чуждо, правда, мистер Такер? У меня возникло именно такое ощущение. Когда Вы по прочтении этих заметок начнете писать письмо, обозначьте в нем с первой же буквы мои предложения: чтобы мне позволили отбыть оставшуюся часть срока в Бродмуре, где появится возможность извлечь на свет те тайны, которые пока еще хранит моя своевольная память. Адресовать это письмо целесообразно в самые высокие инстанции, Вы согласны? Хотелось бы верить, Деннис.