Красная туфелька - Ширли Джамп

— Спасибо, — сказала она еще раз, принимая из его рук поднос с едой. Их пальцы соприкоснулись, и жар, не имеющий отношения к температуре принесенной пищи, пробежал по ее коже.

— Пожалуйста, — ответил Калеб.

Сара только кивнула и вернулась обратно на кухню. «Не думай о нем. Не вводи себя в искушение», — говорила она себе, накрывая стол на кухне.

Они сидели втроем за маленьким круглым столом.

— Откуда б ни взялась эта еда, — сказала Сара, — но это просто объедение!

— Согласен, — кивнул ее отец, приканчивая последний кусок стейка. — Самая лучшая корова, которую я когда-нибудь ел.

Калеб улыбнулся:

— Вам и в самом деле понравилось?

Мартин показал на половину стейка, оставшегося на тарелке Калеба.

— Ну а ты будешь доедать, пижон костлявый? Если нет — давай мне.

Калеб, улыбнувшись, пододвинул ему свою тарелку:

— Прошу.

Мартин с легкостью справился с добавкой.

— Если бы я знал, что несчастье с плитой может принести в дом такую еду, я бы давным-давно все это устроил.

— Пап! Надеюсь, ты не серьезно?

— Я бы с удовольствием вас еще раз угостил, — сказал Калеб. — Особенно едой, что полезна для вашего здоровья.

Мартин хохотнул:

— Вот это правильно! Полезно то, что нравится.

— Я серьезно. — Калеб наклонился вперед, на мгновение встретившись взглядом с Сарой. — Ужин был вегетарианский. Стейк из сои. Фрикадельки — тоже.

Мартин отпрянул назад, как если бы тарелка могла укусить его. Вилка со звоном стукнулась о фарфор.

— Соя? Эта та, что ли, бобовая?

— Точно. А по вкусу не отличить, верно?

— Верно… Чертовски вкусно, это факт. — Мартин посмотрел на свою пустую тарелку и хмыкнул: — Надо же! Фальшивый стейк. Чего только не придумают! — Он встал и, посмотрев на Сару, хлопнул Калеба по плечу. — Ладно, этот мне понравился. Можешь приводить его сюда.

Все еще ошеломленный неожиданным превращением стейка, Мартин направился в гостиную смотреть свой шпионский сериал, а Калеб и Сара стали убирать со стола. Она опустила тарелки в мыльную воду и переложила оставшуюся еду в пластиковые контейнеры. Потом закрыла воду и повернулась к Калебу.

— Спасибо вам, — сказала она.

Он снова улыбнулся, и Сара поймала себя на мысли, что уже начинает привыкать к его улыбке. Скоро — в один из дней, когда она закончит свою статью, — она сможет увидеть эту улыбку только в ночном клубе, и адресована она будет не ей, а другой женщине.

Но это еще не завтра. Слава богу…

— Вы даже себе не представляете, какое дело вы сделали! Это куда больше, чем просто стейк. — Онаулыбнулась. — Как вам пришло в голову заказать вегетарианский обед?

— Моя мать. У нее тоже были высокий холестерин и высокое давление. Но ей было все равно. Она любила то, что любила, и спорить с ней было бесполезно. Она хотела продолжать есть свои шоколадные кексы со сливочным кремом. — По его лицу скользнула улыбка, немного грустная на этот раз. Что могло скрываться за ней? — Поэтому я обзвонил все пекарни и нашел одну, где пекли не только вкусные, но и полезные — с низким содержанием жира — кексы. Мама не заметила разницы — по вкусу они были такими же, как и те, к которым она привыкла.

— Да и мне с матерью пришлось пройти через то же, — сказала Сара, ополаскивая стакан и ставя его на сетку для сушки. — Когда мне было десять лет, у нее обнаружили рак. Ей сделали операцию, но через пять лет опухоль появилась снова. Я старалась готовить ей вкусную здоровую пищу, но порой бывало очень нелегко заставить ее что-нибудь съесть.

Калеб опустил руку на ее плечо.

— Наверное, вам было очень тяжело.

Она кивнула, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Проклятье! Она не хотела плакать. Не сейчас. Не перед Калебом.

— Извините…

— Не надо извиняться… Когда она… ушла?

Их взгляды встретились.

— Два года назад. Но иногда кажется, что только вчера.

— Мне очень жаль, — сказал он. Было похоже, что искренне.

Она кивнула и, вздохнув, поставила стакан на сушку, прежде чем взять другой.

— Вам когда-нибудь приходилось видеть, чтобы человек, которого вы любили, страдал так, что вы молили Бога, чтобы его страдания поскорее закончились?

Наступила долгая пауза. Сара смотрела на Калеба. Черты его лица заострились, взгляд замер на чем-то за окном.

Он покачал головой:

— Нет. Но я могу представить, как это тяжело.

Было видно, что за этими словами что-то скрывалось. Она ждала, посуда мокла в раковине.

Калеб взял со стола большое блюдо:

— М-м-м… это куда?

— В буфет в гостиной.

Он ушел, воспользовавшись возможностью закончить трудный разговор. Сара пожалела, что заговорила о своей матери. Она приоткрыла дверь в ту часть ее жизни, которую всегда держала закрытой. И перед кем? Перед человеком, с которым вряд ли стоило откровенничать. И все же что-то ей говорило, что именно он мог бы ее понять.

Он вернулся на кухню, взял полотенце и стал ждать, когда она вымоет следующую тарелку.

— Вашему отцу, похоже, действительно понравился ужин.

Тема о ее матери была закрыта. Слава богу.

— Похоже, — сказала Сара, ставя тарелку на сушилку. — Думаю, нам стоит стать постоянными заказчиками этого ресторана. Вы оставите мне их телефон?

Калеб взял с сушилки влажную тарелку и прошелся по ней полотенцем.

— Конечно. Без вопросов. — Держа тарелку, он вопросительно посмотрел на Сару, и та кивнула в сторону буфета.

Калеб поставил тарелку и потянулся за следующей. Его рука прошла в миллиметре от нее. Каждой клеточкой она чувствовала его близость. По тому, как под майкой двигались его мышцы, было ясно, что он проводил время не только в клубах, но и в тренажерном зале. Она смотрела, как он тщательно вытирал тарелки и ставил их на место, и думала будет ли и с ней он обращаться так же бережно и с таким же вниманием?

Связь, возникшая между ними несколько дней назад, сегодня углубилась. Кто знал, что простой заказ еды на дом может так все изменить?

— Вы знаете, я не настолько порочен, как вы думаете обо мне, — сказал он, нарушая молчание.

— Я никогда не говорила, что вы порочны.

— Тогда, по крайней мере, думали об этом, когда писали свои статьи. Ну, признайтесь же, думали?

Она рассмеялась:

— Ладно, возможно. Но не порочны, а скорее… дьявольски порочны.

— Уверяю вас, что нет. То, что вы видите, и то, что есть на самом деле, — совершенно разные вещи.