Русская сила графа Соколова - Валентин Лавров

Соколов, будучи лично знаком с главным большевиком, не отрицал его большого аналитического ума. Но, зная не понаслышке о тайных связях Ленина с германским правительством и планах подрыва изнутри России, полагал Владимира Ильича опасным смутьяном и террористом.

Во все стороны раскланиваясь со знакомыми, наши друзья прошли в Литераторский зал, сели на свое обычное место под образами.

Вышколенные, все коротко стриженные (ради гигиены!) лакеи быстро заставили стол холодными закусками. За всем следил сам владелец ресторана Иван Соколов, бывший лакей, трезвостью и бережливостью сумевший скопить изрядный капитал.

— Извольте попробовать икру черную — наисвежайшая. Вот-с, с горячим калачиком под водку — сплошной восторг чувств! Семга и балычок-с, как всегда, самые нежные, малосольные-с. А вот, Аполлинарий Николаевич, ваш любимый салат рыбный — паризьен. И точно, наслаждение райское! Раки провансаль — брюхо просаль, самые крупные-с.

Джунковский удивился:

— Точно, по размерам не раки — животные прямо.

Ресторатор продолжал:

— А это осетрина претаньер.

— А что рекомендуешь на горячие закуски? — спросил Соколов, плотоядно оглядывая стол. После дворцового разговления у графа целый день во рту крошки не было.

Ресторатор поманил лакеев:

— Роман, Казимир, чтоб на этом столе сей миг были во всей красе горячие закуски: тарталет из дичи, канапе бекас, омары и лангустины америкен, суфле из анчоусов, крокет де валяй перегурдин. — И к гостям, с низким поклоном: — А что из супов-с, ваши превосходительства, как изволите распорядиться? Вам, Владимир Федорович, по обыкновению, уху из стерляди с расстегаями?

Джунковский лениво проговорил:

— Нет, прикажи сделать солянку сборную мясную…

— В единый миг-с! А вам-с, Аполлинарий Николаевич, излюбленное-с — солянку из осетрины? А то еще есть борщ «Царский», рассольник с курицей «Принцесса Анна», лапша с потрошками…

Соколов махнул рукой:

— Хватит, Иван Григорьевич!

Ресторатор с настоятельной угодливостью продолжал:

— А на рыбное горячее от нашего заведения вашему столу, как всегда-с, «Граф Соколов» — стерлядь паровая на шампанском, фаршированная крабами, черной и красной икрой-с!

Лакей разлил по рюмкам из запотевшей бутылки смирновскую водку — «Столовое вино № 31».

— Приятного апетикса!

Джунковский поднялся:

— Первую, как заведено, за благополучие и процветание его императорского величества Николая Александровича!

Соколов крикнул:

— Ура, ура, ура!

Друзья с аппетитом выпили, закусили.

Малость насытившись, Соколов рассказал о нечаянной встрече в пересыльной тюрьме с Бродским. Джунковский жевал, внимательно поглядывал на сыщика. Утерев уста матерчатой салфеткой, спросил:

— Не врет ли? Точно ли оговорили этого Бродского?

— У меня создалось твердое убеждение, что это дело выдумали харьковские сыщики.

— Зачем им такой риск? А если бы разоблачили их?

— Риск им показался невеликим, Владимир Федорович. Действительно, сколько ни писал этот Бродский жалоб, на них даже ответы не пришли. Да и вообще неизвестно, вышли жалобы из стен тюрьмы или их выбросили в корзину с мусором? Да и кому нужны они, эти жалобы? Кассационная комиссия завалена ими. Не только опротестовывать решения суда — читать жалобы некогда. А тут страшное преступление: еврей отравил человека, лома у него обнаружили вещественные доказательства преступления — яд, украденные часы. Какие уж тут основания для протеста!

— С этим, Аполлинарий Николаевич, я согласен. Но ты не объяснил мне цель, какую преследовали харьковские пинкертоны, сажая в тюрьму якобы безвинного Бродского.

— Во-первых, запугать других, обложенных данью. Во-вторых, Сычев теперь может без помех посещать богатую красивую даму, оставшуюся до седых волос без компании с законным супругом. И не отдавать долг — две тысячи.

Джунковский отложил серебряный прибор, задумчиво побарабанил пальцами по краю стола.

— Даже не верится, что подобное возможно! — Заглянул в лицо сыщика. — Аполлинарий Николаевич, займись этим делом, раскрути его. Хотя… — опять постучал пальцами, — хотя думаю, что доказать невиновность Бродского будет ох как тяжело. Ведь все против него!

А главное, тебе придется состязаться в хитрости не с глупыми воришками, а с опытным, знающим все законные и противозаконные уловки начальником сыскной полиции. Возьми с собой толковых людей и выезжай в Харьков.

Соколов широко улыбнулся:

— Владимир Федорович, я поеду в Харьков один. Трудно? Но это лишь увеличивает мой азарт.

— Что ж! Выпьем за твой грядущий триумф, гений сыска. Поверь, буду молиться за тебя.

Друзья обнялись.

На эстраде знаменитый Василий Андреев дал знак, и «Великорусский оркестр» грянул «Боже, царя храни!». Зал дружно поднялся и запел:

Волшебный голос Шаляпина не затерялся в этом могучем хоре, звучал с небывалой мощью, трогая до слез чарующей прелестью.

Лакеи на громадном подносе в роскошном оформлении лангустами и зеленью несли крупные фаршированные стерляди — «Граф Соколов».

Поезд несся к губернскому городу Харькову. За окном мелькали тщательно возделанные поля, побеленные к Пасхе стены мазанок, стоящие на высоких местах церкви с золотыми куполами, цветущие сады, стада коров. И повсюду работящие крестьяне в самобытных, цветастых одеждах.

Сыщик тщательно обдумывал план действий. Вариантов было несколько. Соколов усмехнулся: «Никто в одиночку не вызвался бы распутывать такое дело! Местные пинкертоны сделают все, чтобы спрятать концы в воду. Страх перед наказанием заставит их пойти на крайние меры. Какие? Пока не ведаю. Впрочем, у меня есть преимущество — внезапность. Ведь этот Сычев с подручными никак не ожидает ни нового следствия, ни тем более моего приезда. Вот и схлестнемся, посмотрим, кто кого!»

Сыщик в предвкушении захватывающих событий улыбнулся и азартно потер ладоши.

* * *

Солнце уже клонилось к горизонту, когда извергающий клубы шипящего пара, сотрясая голубой эфир короткими веселыми гудками, поезд последний раз лязгнул буферами и остановился на харьковском перроне.