Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы - Константин Михайлович Симонов

Гончаренко – шофер Петрова, старшина, 30 лет.

Маша – русская девушка, 21 год.

Юлий Мачек – жених Вожены, врач, владелец клиники, 35 лет, довольно красивый.

Джокич – черногорец, седой человек, на вид лет 60. Слепой.

Офицер Национальной гвардии.

Национальные гвардейцы.

Место действия – Прага.

Время действия – май 1945 года.

Действие первое

Картина первая

Холл в доле Франтишека Прохазки на окраине Праги. Раздвижные стеклянные двери: прямо – на веранду, налево – в другие комнаты; направо – дверь в прихожую. Лестница, ведущая из холла на верхний этаж. Два кресла и столик у камина. Шкаф. Рояль. Большой диван, низкий круглый стол. Несколько глубоких современных кресел, качалка. Дубовые панели. На стенных полках образцы народного чешского и словацкого искусства: керамика, акварели Праги. Вечер. Начинает темнеть. Когда открывается занавес, слышен шум мотоцикла. На сцене Франтишек и Людвиг в настороженных позах.

Франтишек (облегченно). Не к нам. Ян! Ян! Грубек! Не к нам.

Грубек (выходя из шкафа). Нет больше спокойного места на земле. Только два дня я тихо прожил в твоем доме.

Людвиг (высовываясь в окно). Он подъехал к дому пана Тихого.

Пауза.

Это гестапак. Он ударил ногой в дверь. Входит…

Франтишек. Неужели они его арестуют и в третий раз?

Грубек. Сейчас они если арестовывают, то уже не выпускают.

За сценой слышен выстрел.

Франтишек. Боже мой! (Закрыв лицо руками.) Они убили его, лучшего нашего поэта… Боже мой!

Людвиг (мечется по комнате). Сволочи, сволочи!

Франтишек. Куда ты?

Людвиг. Туда, – я…

Франтишек (ловит его за руку). Ты никуда не пойдешь. Ты у меня остался один. Из троих! Не пойдешь! Никуда!

Распахивается дверь – и входит Тихий. Он в халате. У него растерзанный вид. Он держит впереди растопыренные руки.

Тихий. Дайте мне вымыть руки. Скорей! Людвиг!

Людвиг берет со стола графин с водой.

Лей!

Франтишек. Зачем же на ковер?

Тихий. Все равно. Лей!

Людвиг льет воду ему на руки.

Я убил его. Я писал. Он пришел. Я ударил его чернильницей. Знаете мою чернильницу?

Франтишек. Знаю.

Тихий. Я ударил. Он упал. Он выстрелил, когда падал. Я его еще раз ударил. Я его убил. Сволочи! Они в тридцать девятом году приходили ко мне вшестером, в прошлом году – втроем, а сегодня пришел один. Я его убил. Убил и запер. (Озирается. Подходит к гардине и вытирает об нее руки.) Я буду прятаться у вас. Ну их к черту! Вы боитесь?

Франтишек. Нет, я не боюсь.

Тихий (в сторону Грубека). А это кто?

Грубек. Ян Грубек.

Франтишек. Мой самый большой друг юности. Он прячется у меня третий день.

Тихий. Как крысы.

Франтишек. Что?

Тихий. Как крысы. Прячемся. Надоело быть крысой!

Пауза.

Грубек. Вашу руку! У вас кровь на халате. Нужно…

Тихий. Да. Хорошо. (Снимает халат.) А вы откуда бежали?

Грубек. Я из Моравской Остравы.

Тихий. Разве русские еще не там?

Грубек. Я бежал, еще когда там были немцы. Я перебрал в памяти всех и вспомнил Франтишека. В юности мы были другими людьми. Мы не были крысами. Я подумал, что он остался таким же…

Франтишек. И ты не ошибся.

Грубек. Подождите, немцы же будут искать этого, убитого. Сегодня же…

Людвиг. А может быть, и нет. Им сегодня не до того. Здесь тоже скоро будут русские. И потом, сегодня…

Франтишек. Что сегодня?

Людвиг. Ничего.

Грубек. Подождите, а мотоцикл?

Тихий. Что – мотоцикл?

Грубек. Мотоцикл-то стоит у ваших дверей?

Тихий. Ах да. Заведем его в гараж! Людвиг!

Франтишек. Не вмешивайте в это дело мальчика.

Тихий. Хорошо.

Людвиг (идя за ним). Нет, я вам помогу.

Франтишек. Я тебе запрещаю это, Людвиг.

Людвиг. А я пойду. (Выходит вслед за Тихим.)

Франтишек. Они делают, что хотят. Стефан бежал в Россию, этот отвык спрашивать о чем бы то ни было. А ведь он у меня последний. Пойми – последний!

Пауза.

Божена в лагере.

Слышны шаги на лестнице.

Грубек. Кто еще?

Франтишек. Это, наверное, Юлий. Жених Божены. (Смотрит на часы.) Да. Он всегда приходит по субботам в девять, каждую субботу с тех пор, как Божену увезли в лагерь.

Пауза.

Женщина, молодая, красивая, уже два года сидит в лагере только за то, что она в кафе ударила по физиономии немецкого нахала.

Входит Мачек.

Познакомьтесь, Юлий.

Мачек. Мачек.

Грубек. Ян Грубек. Как видите, в этом доме завелась еще одна крыса.

Мачек. Если вы – тот самый пан Грубек, о котором, вспоминая юность, мне столько раз говорил пан Прохазка, то я…

Грубек. Тот самый или, вернее, был тем самым.

Мачек. От Божены ничего?

Франтишек. Ничего. Они не дают ей даже писать. Какая она стала, Юлий, что с ней?

Мачек (заметив лужу на ковре). Что это?

Франтишек. Это… здесь мыли руки.

Мачек. Почему здесь?

Франтишек. Тихий. Его пришел арестовать гестапак. Он убил гестапака. Он будет прятаться у нас.

Мачек. Почему у вас? Почему у вас? Что вы в конце концов должны… (Смотрит на Грубека.)

Грубек (поймав его взгляд). Вы хотите сказать: довольно того, что я здесь прячусь?

Мачек. Нет… я не хочу этого оказать… Впрочем, да, я это и хотел сказать. (Франтишеку.) Вы – отец моей невесты. Я обязан думать о вас. И буду, хотите вы этого или не хотите.

В дверях появляются две женские фигуры. Это Божена и Маша. Они обе одеты в отрепья. У Маши ноги обмотаны тряпками. Она едва идет. Не обращая ни на кого внимания, Божена подводит ее к качалке и усаживает.

Божена. Сейчас я промою тебе ноги. Как ты себя чувствуешь?

Маша. Ничего.

Божена. Ты всегда говоришь: «ничего». Очень больно?

Маша. Нет, ничего.

Мачек (подходит к ним). Что такое? Откуда вы?

Божена. Юлий, неужели даже голос мой так изменился, что вы не узнаете меня? Неужели я так стара и ужасна? Подождите до завтра, я вымоюсь, приведу себя в порядок. Может быть, тогда вы узнаете меня. Здравствуй, отец! (Пройдя мимо Мачека, подходит к Франтишеку.)

Франтишек бросается к ней, обнимает ее.

Ну, хорошо, довольно. Я очень рада тебя видеть. (Садится в кресло, спокойно.) Очень жаль, Юлий, что вы не узнали меня.

Мачек (подходит к креслу ее, становится на колени). Я просто не посмел поверить. Вы разрешите мне хоть поцеловать ваши руки?

Божена. Конечно! Эту. Мы там отвыкли от того, что нам можно целовать руки. А теперь ту. Довольно.

Мачек. Я