Образование древнерусского государства - Владимир Васильевич Мавродин

«воев» новгородских сотен, т. е. всю ту местную военно-административную тысячную организацию Новгорода, которая и обеспечила победу Ярослава над врагами.

Словении был приравнен к русину, т. е. новгородец получил те же права, что и киевлянин. При этом несомненно имелись в виду не широкие народные массы, не жители Приднепровья или Приильменья вообще, а верхушка, «нарочитые мужи».

Не случайно, как это мы увидим ниже, в других источниках, византийских и восточных, «русы» означают именно городскую военно-дружинную, купеческую правящую и господствующую городскую верхушку.

Народные массы выступают в той же первой статье «Русской Правды» под другим названием. Это — изгои.

Почему вдруг изгои оказались в одном ряду с княжими «мужами» и «нарочитыми мужами» из Славенской тысячи? Потому, что процесс распада общин породил огромное количество изгоев, ушедших из своих весей в Новгород на поиски средств существования. В бурные, богатые событиями первые годы княжения Ярослава последний нуждался в «воях» для борьбы со Святополком и Болеславом, и когда на деньги, собранные Константином Добрыничем, да и ранее и позднее, нанимались отряды варягов, одновременно шел набор воинов в самом Новгороде и его землях. Естественно, что в ряды ратей Ярослава вступало много изгоев, таким образом приобретавших возможность избегнуть кабалы и даже, быть может, обеспечить себе известное экономическое благополучие. Когда же в благодарность за помощь, а скорее всего, понуждаемый к этому могущественным Новгородом, Ярослав дал свою «Русскую Правду», которая в своем составе не могла не отразить политических событий дня своего рождения, в ее первой, ведущей статье нашла отражение победа новгородцев, выразившаяся в приравнивании новгородцев, «нарочитых мужей» Славенской тысячи и рядовых «воев», в числе которых было немало изгоев, к княжим «мужам». Так был положен конец буйству и насилиям княжих дружинников варяжского и русского (и в широком, и в узком, среднеднепровском, смысле слова) происхождения. Отныне княжеская власть брала на себя заботу о защите «новгородьстих людий» и становилась властью не только дружинной, но «земской», правительством в полном значении этого слова.

Таков был первый для Новгорода результат его энергичной поддержки Ярослава, его активного участия в грозных событиях 1015–1019 гг., результат, далеким следствием которого было установление вольностей Господина Великого Новгорода. Есть и другие сведения о предоставлении Ярославом Новгороду некоторых льгот. Так, летопись рассказывает о том, как, оделив новгородцев: старостам по 10 гривен, смердам по гривне, «а новгородцам по 10 гривен всем, и отпустив а вся домов», Ярослав, «дав правду им и оустав списав, глаголюще: "по сеи грамоте ходете, якоже списах вам, тако дрьжите"»[705]. Эта грамота Ярослава до нас не дошла, и позднейшие летописцы, не желая подчеркивать древность новгородских «вольностей» и просто даже упоминать о них, заменили ее «Русской Правдой»[706].

Правда, вскоре Ярослав расправился со своим родственником и руководителем энергичной политики Новгорода Константином Добрыничем. В 1020 г. «разгневася на нь Ярослав и поточи и Ростовоу, на 3 лето повеле оубити и в Моуроме на Оце реце»[707]. Но отказаться от своих уступок Новгороду Ярослав не мог, а может быть, и не хотел. В 1036 г. «Ярослав посади сына своего в Новегороде Володимера, и епископа постави Жирятоу (Луку Жидяту. — В.М.); и людям написав грамотоу, рекъ: "по сеи грамоте даите дань"»[708].

Вот эти две грамоты и составляли основу основ новгородских вольностей, на которые впоследствии опирались новгородцы, заставляя князей целовать им крест «на всех грамотах Ярославлих». Одновременно Ярослав уменьшил обложение данью. В 1014 г. он вовсе отказался платить дань Киеву, затем в 1036 г. она, по-видимому, была восстановлена, но в уменьшенном размере.

Во времена Владимира Новгород платил князю 3.000 гривен, а при Ярославе, после 1036 г., она составляла 300 гривен. «Повесть временных лет» сообщает, что Олег установил с Новгорода, «мира деля», ежегодную дань в 300 гривен, «еже до смерти Ярослава дающе…»[709].

К законодательной деятельности Ярослава мы еще вернемся, но сейчас для нас важно отметить, что начало ее было положено взаимоотношениями его с Новгородом, который добился, оказывая князю всяческую поддержку, больших уступок с его стороны.

Несмотря на победу над врагами, Ярослав не мог чувствовать себя в полной безопасности. На северо-западе княжил полоцкий князь Брячислав, в Тмутаракани сидел Мстислав, западно-русские земли были захвачены Болеславом.

Борьба Ярослава с полоцким князем началась, по-видимому, с присоединения Ярославом каких-то земель Брячислава. Неясное упоминание об этом сохранила Эймундова сага, герои которой, поссорившись со скупым и неблагодарным Ярислейфом, перешли на службу к Вартилафу-Брячиславу. Это было на четвертый год их пребывания в Гардарики и службы русскому конунгу, т. е. в 1020 г. Она сообщает о том, как к Вартилафу прибыли послы «от конунга Ярислейфа требовать весей и городов, лежащих поблизости его владения»[710].

По-видимому, некоторые «веси и города», принадлежавшие полоцкому князю, были уже заняты дружинами Ярослава. В ответ на это в 1021 г. Брячислав, подстрекаемый варягами, воспользовавшись отсутствием Ярослава, со своими полочанами и варягами, о чем говорят и сага, и Длугош, захватывает Новгород «и поим Новгородце и именье их». По Эймундовой саге, захвачена была в плен и жена Ярослава Ингигерд. С пленными и захваченным «именьем» Брячислав повернул обратно в Полоцк, но на седьмой день у реки Судомира (Судома) он был настигнут Ярославом и разбит. «И победи Ярослав Брячислава». При этом Воскресенская и Софийская летописи добавляют: «и полон от него отъя, елико бяша Новгородские волости».

Тем не менее победитель посчитал необходимым вступить в переговоры с побежденным. Ярослав «да емоу два града, Въсвячь и Видбеск» (быть может, как раз те, которые он захватил у полоцкого князя ранее, и недаром, по Эймундовой саге, во время переговоров Вартилаф так опасался уменьшения своих владений и успокоился только тогда, когда увидел, что этого не произойдет), заставив его заключить союз с собой: «боуди же с мною един». Не объясняется ли такая уступчивость Ярослава тем, что, как говорит сага, в плену у Брячислава была Ингигерд?

Во всяком случае договор с Ярославом выполнялся полоцким князем весьма строго и «воеваша Брячислав с Ярославом вся дни живота своего»[711].

Северо-запад Руси, таким образом, оказался в орбите влияния Ярослава. Оставался юго-восток — далекая Тмутаракань. Но там княжил и действовал Мстислав — несравненно более крупная фигура на арене политической борьбы, чем Брячислав.

Падение Хазарского каганата упрочило положение русских в Приазовье, Причерноморье и на Северном Кавказе. Русская дружина в Тмутаракани, впитывавшая в свой состав местные феодальные элементы и родоплеменную знать различных племен и народностей Северного Кавказа, становится господствующей силой.

Первым летописным русским князем Тмутаракани был Мстислав. Летопись говорит о нем как о сыне Владимира, получившем