Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

Дождь исчез вместе с ночью, и яркое ноябрьское солнце сияло, когда мы добрались до кладбища. Приблизившись к гробнице, где мы накануне нашли молодого Рочестера, де Гранден остановился и тщательно осмотрел ее. На перемычке массивного дверного проема он обратил мое внимание на одно выбитое слово:

– Гм, – он обнял узкий острый подбородок большим и указательным пальцами. – Это имя я должен запомнить, друг мой Троубридж.

Внутри гробницы в два ряда располагались склепы, содержащие останки умерших Хетертонов. Каждый из них был запечатан белой мраморной плитой, крепившейся цементом к бронзовой раме, с двумя строчками, где было обозначено имя и годы жизни обитателя. За увядшими остатками венка, привязанного лентой к бронзовому кольцу, которое украшало мраморную панель самого дальнего склепа, и за высушенным букетом роз и листьев иглицы, я прочитал:

– Понимаете? – спросил он.

– Я вижу, что девушка по имени Элис Хетертон умерла месяц назад в возрасте двадцати двух лет, – признался я, – но как это связано с прошлой ночью, признаюсь, не могу…

– Конечно, – вмешался он, посмеиваясь, но как-то без веселья. – Но, возможно, есть много вещей, которые вы не видите, старина, и есть еще много всего, от чего вы зажмуриваетесь, как ребенок, пролистывающий страницы книжки со страшными картинками. Теперь, если вы будете так любезны покинуть меня, я побеседую с monsieur l’intendant[287] этого прекрасного парка и несколькими другими людьми. Возможно, я вернусь к обеду, но, – он фаталистически пожал плечами, – временами мы должны отказываться от еды в знак уважения к долгу. Да, это, к сожалению, так.

Консоме было холодным, а жаркое из ягненка пересушилось в духовке, когда в моем кабинете раздался звонок телефона.

– Троубридж, друг мой, – раздался по проводу пронзительный от волнения голос де Грандена. – Встречайте меня в особняке Адельфи так быстро, как только сможете. Я бы хотел, чтобы вы были свидетелем!

– Свидетелем? – повторил я. – Чего…

Резкий щелчок уведомил, что он повесил трубку, и бездушный аппарат оставил меня в недоумении.

Когда я приехал, мой друг ждал меня у входа в модный доходный дом, и отказался отвечать на мои нетерпеливые вопросы, пока тащил меня через богато украшенный вход и дальше по устеленному коврами фойе к лифтам. Когда кабина отправилась наверх, он достал из кармана блестящую фотографию.

– Это я попросил в le journal[288], – объяснил он. – Им она больше не нужна.

– Боже мой! – воскликнул я, глядя на фотографию. – Д-да это… это же…

– Конечно, – ответил он ровным тоном. – Это, вне всякого сомнения, девушка, которую мы видели прошлой ночью. Девушка, чью могилу мы посетили сегодня утром. Девушка, которая наградила поцелуем смерти молодого Рочестера.

– Но это невозможно! Она…

Его короткий смех прервался.

– Я был убежден, что вы так скажете, друг мой Троубридж. Пойдемте, послушаем, что нам скажет мадам Хетертон.

Подстриженная негритянка в черно-белой униформе выслушала наши требования и отнесла наши визитки хозяйке. Когда она покинула довольно шумную приемную, я тайком огляделся, отметив ковры из Китая и с Ближнего Востока, ранне-американскую мебель из красного дерева и тщательно продуманный средневековый гобелен, изображающий сцену из Nibelungenlied[289] с легендой, выполненной типичным готическим шрифтом: «Hic Siegfriedum Aureum Occidunt» – «Здесь они убили Зигфрида Золотого».

– Доктор Троубридж? Доктор де Гранден? – мягкий вежливый голос оторвал меня от исследования полотна, – вошла внушительного вида седовласая дама.

– Мадам, тысяча извинений за это вторжение! – де Гранден щелкнул каблуками и поклонился в пояс. – Поверьте мне, у нас нет желания нарушать вашу неприкосновенную частную жизнь, но у нас вопрос первостепенной важности. Прошу извинить меня, но я намерен задать вопрос об обстоятельствах смерти вашей дочери, потому что я из парижской Sûreté и произвожу расследование, подобное научному изысканию.

Миссис Хетертон была, если использовать избитое выражение, «настоящей леди». Девять женщин из десяти застыли бы от заявления де Грандена, но она была десятой. Прямой взгляд, который послал ей маленький француз, его явная искренность в сочетании с совершенными манерами и безупречной одеждой, убеждали.

– Пожалуйста, садитесь, джентльмены, – предложила она. – Я не вижу, чем трагедия моего бедного дитя может заинтересовать офицера секретной полиции Парижа, но я не возражаю рассказать все, что могу. Вы все равно можете получить искаженную версию из газет.

Алиса была моим младшим ребенком. У нее с моим сыном Ральфом было разница в два года, вплоть до дня. Ральф окончил Корнелл в прошлом году по специальности «гражданское строительство» и отправился во Флориду, чтобы руководить некоторыми строительными работами. Алиса умерла во время визита к нему.

– Но, простите мою кажущуюся грубость, мадам, ваш сын, разве он тоже умер?

– Да, – согласилась наша хозяйка. – Он тоже мертв. Они умерли почти вместе. Там был человек, один из наших горожан, Иоахим Палензеке – не тот, кого все знают, а начальник Ральфа. Полагаю, он имел какое-то отношение к мелиорации земель. Когда Алиса отправилась навестить Ральфа, этот человек злоупотреблял своим положением и тем фактом, что все были из Харрисонвилля, и попытался добиться ее внимания.

– Понятно. А потом? – мягко спросил де Гранден.

– Ральф был возмущен его предложениями. Думаю, Палензеке позволил несколько оскорбительных высказываний, какие-то грубые намеки об Алисе и обо мне, и они решились драться. Ральф был маленьким, но прекрасно воспитанным. Палензеке был почти гигантом, но полным трусом. Когда Ральф начал подходить к нему, тот вскинул пистолет и выстрелил пять раз в тело моего бедного сына. Ральф умер на следующий день после ужасных страданий.

Его убийца сбежал по болотам, где было трудно отследить его с собаками, и, по словам некоторых негритянских скваттеров, он покончил жизнь самоубийством, но, должно быть, была какая-то ошибка, потому что… – она замолчала, прижав смятый носовой платок ко рту, сдерживая рыдания.

Де Гранден поднялся со стула и осторожно погладил ее руку, словно утешал ребенка.

– Дорогая леди, – пробормотал он, – клянусь, мне очень жаль. Но, пожалуйста, поверьте, когда я скажу, что мои вопросы не бессмысленны. Скажите мне, пожалуйста, почему вы не верите в историю самоубийства этого мерзкого злодея?

– Потому… потому, что его видели снова! Он убил Алису!