Искушение. Мой непокорный пленник - Виктория Виноградова

Пока арамерец готовил завтрак — блинчики с медом и орехами, я размышляла как мне следует его воспитывать. Первые две недели, как и обещала, буду давать брюнету стандартные задания по дому. Нужно будет не забывать почаще хвалить Маркуса, чтобы выработать в нем ощущение собственной значимости и желания служить тщательнее, раз для него так важно быть красавцем в чужих глазах.

Постепенно начну детальнее рассказывать о предпочтениях Эйстерии. Там, где две недели, там и три. Потом и четыре. Втянется. Поймет, что ничего такого уж страшного в служении нет, и перестанет артачиться.

Единственная проблема в том, что госпожа Эйстерия обожает унижать рабов. На такое Маркус явно не согласится. А как его к этому подвести — понятия не имею.

Из кухни доносились шипение масла и запах свежеиспеченных блинов. Маркус деловито стоял возле очага, наливая тесто на сковороду. Рядом на столешнице стояла низенькая стопочка золотистых блинчиков. Я уцепила один и довольно заурчала. Мягчайшие, промасленные, толстенькие.

— Ну куда ты раньше времени? — добродушно проворчал арамерец, понял, что сказал лишнего и попытался исправиться. — Я имел в виду: не спешите, госпожа, я сейчас все дожарю и принесу в столовую. С медом и орехами будет гораздо вкуснее.

Я молча кивнула, решив закрыть глаза на оплошность. По крайней мере сейчас фраза была произнесена по привычке, а не с целью выказать свое пренебрежение к правилам.

— Ты где-то учился готовке? — я присела неподалеку на табурет. Мне нравилось наблюдать за тем, как брюнет орудует кухонной утварью, ловко поворачивает сковородку распределяя тесто по всей поверхности, как переворачивает блин румяной стороной наверх. Солнечные лучи попадали через небольшое окно, ложась на кухонной стол яркими пятнами. Было приятно сидеть, жмурясь от солнца и слушать шкворчащие звуки сковороды, деловитое «та-а-ак» когда Маркус подцеплял готовый блин и его тихонькое подмурлыкивание очередной песенки.

— Дома на кухне постоянно ошивался. Наблюдал как наш повар готовит. А потом, когда уже в армию пошел, частенько кормил наших ребят на привалах. Да и в целом всегда нравилось возиться с едой.

Интересная оговорка. О себе Маркус пока неохотно рассказывал, стараясь не вдаваться в подробности. Но раз сказал, что у них был повар, значит сам он не из крестьянской семьи, и в армию пошел не от нужды. Да и по манерам заметно, что у арамерца хорошее образование. Но как он тогда оказался среди рабов? Этот вопрос не давал покоя. Богачи всегда с легкостью откупались от плена.

— Ваша семья разорилась? — озвучила я догадку.

— С чего ты… простите, Вы так решили? — и после паузы вспомнил, что нужно добавить: — госпожа.

— Пытаюсь понять, как ты попал в рабство, раз у вас был личный повар.

— Гхм…Нет, с моей семьей все в порядке, и мы не разорены. Но, скажем так… то, что я попал в плен, могло бы принести много проблем для моих близких. Если позволите, госпожа, то я бы предпочел сменить тему.

Человек-загадка. Мне теперь было еще любопытнее узнать, что там у него за обстоятельства такие, раз попадание в рабство могло вызвать проблемы в семье? Может быть, за него потребовали бы слишком большой выкуп, который семья не могла оплатить? Или это каким-то образом бросило бы тень на его репутацию? Не знаю, как с этим обстоит у арамерецев, возможно для них попасть в плен равносильно позору и вместо того, чтобы откупиться, Маркус предпочел сказаться для близких погибшим?

— Госпожа, позвольте сервировать стол для завтрака, — произнес брюнет с учтивым поклоном.

Это еще один признак того, что его семья не бедствовала. Он прекрасно знает, как должны вести себя рабы. С одной стороны, это радовало: времени на обучение этикету и манерам потребуется совсем немного. В основном нужно будет лишь бегло ознакомиться со всеми аспектами и уделить внимание только тем моментам, которые отличаются из-за особенностей арамерской культуры.

С другой стороны, я начинала лучше понимать яростное сопротивление Маркуса подчиняться. Дело не только в его свободолюбивом характере, но и статусе. Когда ты с детства растешь в окружении прислуги, самому оказаться на ее месте — незавидная участь.

— Лучшие блинчики от лучшего повара для прекраснейшей госпожи готовы! Приятного аппетита, — и добавил тихо, себе под нос, но я расслышала: — гецхе.

На арамерском это означало «красавица».

Я улыбнулась, вновь закрывая глаза на это озорство. Может быть и зря, но мне очень нравились его знаки внимания. Ничего не могла с собой поделать. И руки у него сильные, и взгляд уверенный и даже властный.

«Так, Лиша, не забывайся. Он твой воспитанник».

Заставила себя отогнать фривольные мысли о Маркусе и сосредоточиться на завтраке.

— Изумительно, — простонала я, откусывая блинчик, политый медом и посыпанный орешками. — У тебя действительно талант к готовке.

Маркус просиял.

— Рад стараться, госпожа.

И ведь действительно старался. Вел себя… не сказать, что безукоризненно, но весьма приемлемо. Обычно, столь учтиво и галантно рабы начинают вести себя лишь на вторую, а то и третью неделю обучения.

— А что это? — я указала на чашу, наполненную непонятной жидкостью. Пахла она странно, но не сказать, что неприятно. Угадывался какой-то легкий цветочный аромат и запах трав, какие обычно используют в готовке.

— Простите, госпожа, мою дерзость, но сил моих нет смотреть, как вы портите хорошее вино, разбавляя его водой. От Вира я узнал, что у вас не принято пить воду, и решил приготовить напиток с моей родины. Это эщет. Попробуйте. Он хорошо утоляет жажду и отлично подойдет к блинам.

Вот опять он пытается командовать. Разбавленное вино ему, видите ли, не нравится. А если его не разбавлять, то быстро хмелеешь. Неразбавленные вина у нас принято пить во время застолий, либо после ужина. А так вот чтобы с утра пораньше налегать — мы же не варвары.

С опаской поднесла кружку к носу, еще раз вдохнув аромат напитка. По цвету жидкость напоминала савенийское белое вино. Отхлебнула глоток и лицо само скривилось от горечи, которую я проглотила.

— Ты меня отравить вздумал? Это невозможно пить! — возмутилась я, отплевываясь.

— Что не так? — по лицу Маркуса было заметно, что он ожидал иной реакции.

— Оно горькое! И противное. И горячее, — я пыталась заесть мерзкий привкус блинчиком. — Это не напиток, а какая-то лечебная микстура, которую дают больным при простуде. Фу! Налей мне нормального вина! Разбавленного!

— Глупая женщина! Кхм… Простите, госпожа. Сейчас, — сказал Маркус, уходя на кухню и бубня под нос, что предпочел бы сотню раз погибнуть на поле боя,