Эшафот забвения - Виктория Платова

– По-моему, ты в него втюрилась, – кратко резюмировалон, когда я закончила свою сагу о первом дне пребывания на “Мосфильме”, –придется его удавить…

– Давай не будем этого делать, лучше отдадим Братны нарастерзание мировому кинематографу. Хочешь, я тебе почитаю?

– С сегодняшнего дня никаких детективов, – вкусы Серьгизаметно эволюционировали, – только Дейл Карнеги и Эрик Берн. “Игры, в которыеиграют люди”… Мне Гошка сегодня принес, чтобы я не расслаблялся.

…На второй странице скучнейшего Карнеги Серьга благополучноотрубился: всем психологическим экзерсисам он предпочитал здоровый сон. Передомной замаячил призрак еще одной бессонной ночи, но теперь я не боялась его.Слишком сильны были впечатления, слишком кардинально изменилась моя жизнь. Да ипотом – мне было чем заняться: папка со сценарием “Забыть Монтсеррат” лежаларядом с моей кроватью. К завтрашним пробам я должна быть во всеоружии.Семьдесят страниц текста, стандартный объем, при желании его можно прочесть зачас. Когда-то я и сама занималась сценариями, наши с Иваном первые опусыпохоронены где-то на кафедре кинодраматургии ВГИКа… Наши преуспевшие всоцреализме мастера натаскивали нас на ремесло, как фокстерьеров на лисиц:никаких авторских поллюций – только завязка, кульминация, развязка. Интересно,что могла написать воинствующая непрофессионалка Ксения Новотоцкая?..

…Вместо часа я просидела над сценарием всю ночь. Нельзясказать, что он поразил меня, скорее – оставил чувство смутного беспокойства исмутной зависти. Это была странная история взаимоотношений очень старой женщиныи очень молодого человека. И очень старых вещей, окружавших женщину. Оченьстарых и очень ценных. (В этой роли я моментально увидела горы антиквариата,которые Братны выманил у бедных московских старух. Во главе колонны шел,конечно же, Тулуз-Лотрек.) Молодой человек, изобретательно втершийся в довериек старухе, потихоньку освобождал ее от ценностей – самым примитивным, самымбессовестным образом. Лишенная вещей старуха лишилась и прошлого: теперь ей недля чего было жить. После тихой смерти героини веши вдруг начали мстить захозяйку – каждая из них привела за собой целый ряд сюжетных поворотов,превративших сытенькую жизнь молодого человека в кромешный ад. Здесьзаканчивалась нравоучительная мелодрама и начинался триллер. Размашистый,динамичный, эстетски кровавый и не лишенный философской подоплеки. Всенаписанное могло послужить основой для очень кассового фильма, если бы… Если быя не знала возможностей Анджея Братны. Только он один может сделать из этогонастоящий шедевр, заполнить пространство кадра воздухом и заставить игратьзадний план. Только он один может вложить в частную полукриминальную историюответы на глобальные вопросы человеческого бытия.

Название сценарию дала пластинка Монтсеррат Кабалье, которуюслушала старуха перед тем, как умереть.

* * *

– ..Ознакомилась? – спросил меня Братны на следующееутро, когда я вернула ему сценарий.

– Да.

– Вот и отлично. – Он даже не поинтересовался моиммнением о качестве написанного, еще бы, много чести – искать у мелких сошекподтверждение своей гениальности. – Впрягайся в работу. Нас ждут великие дела.

И я впряглась в работу. Хотя работой участие в проектеБратны можно было назвать лишь с большой долей условности. Скорее это былопохоже на большое приключение, фильм в фильме, где каждый участник съемочнойгруппы был колоритным, не лишенным изюминки персонажем. Я ни с кемпо-настоящему не сблизилась, за исключением дяди Федора: мы были последнимипатронами в обойме, ассистентами ассистентов, и, по определению, должны былидержаться вместе. Дядя Федор рассказал мне много любопытного о каждом из киношников:это были только его умозаключения, которые не мешало бы подкрепить моимисобственными. Собственные аналитические построения – этим я и занималась весьостаток подготовительного периода: до начала съемок оставалась ровно неделя.

Съемочная группа фильма “Забыть Монтсеррат” была самойстранной группой за всю мою недолгую историю пребывания на “Мосфильме”, вовсяком случае, так казалось на первый взгляд. Все это время меня не покидалоощущение, что случайный выбор непрофессионалов не был таким уж случайным, что,помимо подготовки к съемкам, существует еще один, скрытый от посторонних глаз,род деятельности.

Мой уставший от долгого безделья и апатии мозг с энтузиазмомвключился в сортировку и отбор данных по каждому из персонажей – маленькая,ничем не приметная должность располагала к этому. Самыми безобидными казалисьсобственно киношники – главный оператор Серега Волошко и главный художникВолодя Трапезников, в просторечии Вован. Пятидесятилетний Вован былколоритнейшей личностью: он закончил Академию художеств, начинал какавангардист, потом ударился в православие и даже получил благословениемитрополита на занятия иконописью. Но вся православная эпопея закончилась тем,что Вован умыкнул в одном из монастырей пару икон семнадцатого века. Иконыблагополучно уплыли за рубеж, простодушный Вован был предан анафеме и, спасаясьот уголовного преследования, уехал в Самарканд. Там он занимался реставрациейкомплекса Эль-Регистан и мавзолея Гур-Эмир. Он уже не мыслил себя внекакой-либо религии и там же, в Самарканде, принял ислам. Соблюдение всехпредписаний ислама, в том числе и пятикратного ежедневного намаза, не помешало,однако, Вовану проявить свои незаурядные способности: он исподтишкаприторговывал специально обработанными костями животных, выдавая их за мощиТимура. Доверчивые иностранные туристы охотно покупали их по баснословной цене,и за короткое время Вован сколотил неплохое состояние, не забывая при этом о“закате” – налоге на имущество и доходы в пользу мусульманской общины: Вованискренне старался задобрить Аллаха. Но и здесь Трапезникова ждала неудача –афера с мощами вскрылась, и Вован едва унес ноги из Узбекистана. Следующимэтапом был буддизм (Вован прыгал по мировым религиям, как по женским постелям).На некоторое время Трапезников обосновался в Индии, в месте просветления Будды,– Южном Бихаре. Потом были Горакхпур (Кушинагара, место ухода Будды из мира) иЛумбини (место его рождения в Непале). После нескольких летсамосовершенствования неофиту Трапезникову удалось достигнуть второго уровня ученияБудды. Но на подступах к третьему уровню на горизонте художника-буддистапоявилась смазливая исполнительница народных танцев из народности “кота”. С нейТрапезников пустился во все тяжкие и, пока танцовщица выступала на делийскихбазарах, крал кошельки в толпе. В Индии Вован подцепил страсть к опиуму,лихорадку и еще целый букет экзотических болезней и спустя пять лет вернулся народину совершенно разбитым старым человеком. Увлечение религией не прошло даром– теперь его религией стала опиумная трубка. Он экспериментировал с различныминаркотиками растительного происхождения, добиваясь совершенно неожиданныхпсиходелических эффектов. В состоянии легкого наркотического опьянения онпребывал все время, под воздействием опиума делались раскадровки к фильму.Вован писал только пастелью, масло он считал слишком тяжелым материалом длятворчества. Его безумные опиумные работы вдохновляли Братны, он считалТрапезникова великим художником и великим генератором идей. Даже на площадкерядом с Вованом толклись небритые таджики (они привозили Трапезникову анашу),сомнительные афганцы (они привозили Трапезникову героин) и вежливые индусы(индусы отвечали за опий-сырец). Иногда распоясавшийся Вован требовал “марочку”с ЛСД, – для этого случая предусмотрительным Братны были заготовленыреспектабельные голландцы.