Контракт стервы - Елена Дженкинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что это было только что? Фрэнки Уварова вдруг воспылала страстью к Максиму Езерскому?! Безумие какое-то… Но главное: он ведь тоже не остался равнодушным. Вау… до мурашек. Вот что значит надеть шлюшное платье… Или дело в другом? В странной искре между ними, которая возникает при соприкосновении?
Фрэнки еще минут пять пыталась унять бешено бьющееся сердце, ужасаясь одной мысли, что придется наступить на гордость и преследовать Егеря до конца контракта. Она посмотрела на свою обнаженную грудь, которая покрылась мурашками от холода и чужой ласки: Максим оставил ей свой номер телефона. Цифры и буква «е», обведенная кружочком. Все-таки пометил ее, заклеймил. Вот только охотник, похоже, превращался в добычу. Видимо, именно этой перспективы он так сильно и испугался, раз сбежал от Фрэнки. Решил взять тайм-аут и подумать.
«О чем тут можно думать, Франция?! Ты не имеешь права потерять с ним девственность!»
Да… но ведь петтинг не запрещен.
И до Фрэнки наконец дошло, о чем говорил отец, предлагая обсудить с мамой варианты «общения» с мужчиной без потери девственности.
— О Господи…
Но хотя бы миссия Сатаны прояснилась. Все оказалось гораздо проще, чем в теории с «братиком»-Егерем. Отец действительно лишь стремится завершить многолетнее противостояние до конца года. Кто победит — «Константа» или «Дол»? Кто станет наследником? Посмеет ли отец отказаться от собственной корпорации в случае поражения дочери или это обычный блеф?
Блеф — новое слово в словаре Фрэнки. Она вспомнила его с опозданием, но собиралась применять в декабре не раз. Шантаж, блеф — не те приоритеты, в которых она мечтала жить. Увы и ах, иногда приходится наступать себе на горло.
…Ответов на свои вопросы Фрэнки не знала, но была уверена в одном: контракт стервы ей нужен для того, чтобы нарастить хребет — а еще для того, чтобы поймать в капкан и Егеря, и Сатану, заполучив заветные одиннадцать процентов «Дола».
А гордость… придется и ей сказать «нет» на месяц, иначе можно признавать поражение в первый же день контракта.
Фрэнки достала смартфон, сделала снимок своей груди, на которой краснел номер телефона Максима, поправила платье и вызвала такси.
Охота началась.
* * *
Егерь долго сидел в своей машине и курил. Из динамика раздавались громкие биты, поддерживая и так высокий уровень адреналина в крови. Максим знал, что Фрэнки обязательно позвонит или, по крайней мере, скоро покажется на горизонте. Она собралась шпионить для отца, и Максим сам ее благословил.
Зачем он пригласил ее в свою жизнь? Потому что стоило услышать ее тихий стон, как сорвало крышу. На минуту Максим забыл, кто она, кто он. Хотелось раздеть ее и почувствовать.
Несмотря на эмоциональность, с самоконтролем у Егеря проблем раньше не было. Ничего, теперь, кажется, будут.
Нутро жгло от неудовлетворенного желания, и сквозь дым сигареты Максим видел, как Фрэнки вышла из ресторана и села в такси.
Инстинкт самосохранения кричал, что эту добычу лучше оставить в покое, иначе можно самому попасть в капкан, но азарт охотника — это как наркотик. Максим давно не испытывал настолько сокрушающего стремления заполучить женщину. Вернее, настолько сильного не испытывал никогда — даже с Соней.
Он мог и дальше врать себе, что просто хочет через девушку найти рычаги воздействия на Сатану, но правда была в том, что сейчас, именно в эту минуту он хотел получить целиком и полностью не только «Константу», но и бедняжку Фрэнки. На день, на месяц — пока не надоест, пока не выгорит едкий удушливый костер там, где должно находиться холодное сердце.
Уваров сам толкнул дочь в эти грязные разборки, так почему бы не воспользоваться случаем? В конце концов, Максим не святой, чтобы отвергнуть столь ценное подношение, даже если оно сделано Сатаной.
Задание на среду, 2 декабря: «Пойти на благотворительный прием «Дола» и со сцены сказать, что мероприятие скучное и призвано обобрать добрых людей, а собранные средства пропадут в карманах организаторов, как обычно. Выплеснуть на главного организатора — М.Е. — бокал вина прилюдно».
До вечернего приема оставалась еще уйма времени, и Фрэнки с удовольствием поехала на учебу. Роберта увидеть не получилось: он ушел в школу очень рано, хотя обычно опаздывал. Связана ли его поспешность с присутствием Юли на вчерашнем ужине? Неизвестно. Но позвонить Боре и спросить, делилась ли с ним сестра наблюдениями, не хватало совести. Извиниться перед другом не получится, и выйдет форменное издевательство, а не разговор.
А еще ночной сон о Максиме преследовал откровенными образами. Тоже форменное издевательство. Поспать спокойно нельзя!
В растрепанных чувствах Фрэнки явилась в универ, на проспект Вернадского, запарковав Афелия рядом с крутым красным порше, который принадлежал знакомой студентке. Шлем и куртку оставила в гардеробе, думая о своем и ни с кем не здороваясь.
Первым, кого она встретила, попав в «отсек» своего факультета, оказался Виктор Иванович, преподаватель философии и по совместительству тот самый поэт, глава фонда. Фрэнки резко развернулась и скрылась в первой попавшейся комнате, едва не сбив худенькую лаборантку с ног. Уварова приложила палец ко рту, умоляя молчать. Добрая женщина осуждающе покачала головой, но не выдала.
Виктор Иванович звучным голосом поздоровался с коллегой в коридоре и прошел мимо. Уф-ф. Пронесло. Что ему сказать при встрече, Фрэнки пока не решила.
— Зачет прогуляла? — с понимаем спросила лаборантка.
— Если бы… — вспомнив, что нельзя говорить «спасибо», Фрэнки промямлила: — Холодрыга у вас тут. Бр-р! — Она передернула плечами и открыла в смартфоне фотку с расписанием зачетов, чтобы уточнить аудиторию.
Но сосредоточиться не получалось, потому что мысли возвращались к поцелую Максима. Совесть постепенно проникала в поры и начинала скручивать в узел. Да, Фрэнки ненавидела Егеря всю жизнь… но не знала его. Ничего о нем не знала. Его образ был создан отцом и чужим мнением, составлен из обрывочных светских хроник. В этого «картонного» Максима Езерского Фрэнки искренне верила, такая уж она есть — доверчивая.
Но одно дело — относиться к кому-либо с неприязнью, другое — помогать отцу осуществить рейдерский захват… Зачем? Разве можно жить, продав и совесть, и достоинство за наследство Уваровых? Да, Фрэнки делала это не только ради себя, но и ради брата, «Тары». Но так трудно переломить себя пополам, притвориться кем-то другим — пускай даже на месяц.
— Фрэнки, привет. Ты в своем уме?!
Из раздумий ее вывел голос подруги, Светы Селивановой.
— Привет, Светик, я сегодня действительно не в себе, не обращай внимания. — Шмыгнув за стол, Фрэнки бросила сумку рядом с собой.
В аудиторию вошла преподавательница, и пришлось снизить громкость до шепота.
— Тебе вчера звонила моя тетя, по гранту. Из «Гутенберга»!