Щит земли русской - Владимир Буртовой

На четвертый день Вольге удалось раздобыть толику дикого меда из старого дупла, разогнав пчел дымом от зажженного пучка травы, и теперь страшная жажда мучила его неотступно. Проснувшись поутру, Вольга разгрыз несколько прошлогодних орехов: белка на зиму приготовила в старом дупле осокоря, да обошлась, не потратила. А может, попала в петлю охотника или стрелой ее взяли. Однако орехи только усилили жажду, пришлось спешно выбраться из жилища к роднику. Но воды испить Вольга не успел — на краю Перунова оврага со стороны печенежского стана послышались чужие голоса, и кто-то начал спускаться по откосу.

— Опять находники! — чуть не вскрикнул Вольга и ужом шмыгнул в кусты. Потом вполз в свое укрытие, затаился там и сквозь узкую щель между прутьями стал смотреть в сторону поляны. — Неужто заметили меня и решили изловить? — торопливо рассуждал он, чувствуя, как от подступающей тревоги перехватывает дыхание. — Если приблизится кто — ударю ножом прямо из куста! А потом буду уходить вниз, к реке. В дебрях им меня так легко не взять, не степь это.

Но спустился всего лишь один печенег, молодой и плохо одетый. Вместо меча у него при поясе висел большой нож с деревянной рукоятью. Вольга понял, что это слуга. Хозяин остался наверху: его конь бьет копытами о сухую землю. Молодой печенег продрался к роднику сверху по оврагу, где Вольга еще не был ни разу, и увидел примятую у родника траву. И свежие следы увидел на песочке, тут же вскинул голову и что-то прокричал вверх. Но с кручи ответили резко, и печенег снова посмотрел на родник, затем глазами стал ощупывать заросли. И показалось Вольге, что взгляд находника на какой-то миг встретился с его взглядом. Вольга даже веки смежил до боли.

— О-а-ай! — раздался вдруг совсем рядом истошный крик. Вольга открыл глаза и увидел, как печенег замер неподалеку над чем-то, потом отпустил ветки куста и быстрее степного скакуна кинулся прочь от родника, не разбирая дороги. Потом застучали копыта над Перуновым оврагом, и все стихло. Вольга сидел долго, затаясь, ждал — вот-вот печенеги вернутся в большем числе и обшарят овраг. Но степняки не шли, и Вольга постепенно успокоился, вылез из своего укрытия, осторожно пошел в кусты.

— Чего это так испугался печенег? — тихо сказал он сам себе, прошел чуть в сторону от родника, шагнул к кустам, раздвинул их, и… крик ужаса вырвался у него, а ноги стали каменными, и не было сил оторвать их от земли.

Прямо перед ним на крутом склоне полулежал огромный человек — чудище! Немигающие глаза-чаши придавили Вольгу тяжелым взглядом. Над плоским лицом, изувеченным глубокими морщинами и шрамами от ударов топора, остро торчал грубый широкий нос. Но страшнее всего был оскал бездонного рта. Еще миг, казалось Вольге, и из этого огромного рта вырвется звериный рык, взметнутся из травы огромные длиннопалые ручища, охватят его, сомнут и втиснут головой вниз в голодную и темную утробу!

И в тот момент, когда Вольга собрал остатки сил и готов был уже отпрянуть назад, по этому страшному лицу пробежала гибкая зеленая ящерица. У чудища не дрогнула ни одна морщина.

— Ух ты-ы, — выдохнул наконец-то Вольга. Горячая кровь волной прошла по телу. — Да ведь это же дедушкин бог — Перун! Вот кто напугал печенега! — и Вольга тихо рассмеялся, вспомнив, что и сам был близок к тому, чтобы метнуться из Перунова оврага прочь, куда глаза глядят. Он отпустил ветку и смахнул со лба холодные капли пота.

— Расскажу старейшине Воику, как напугал и спас меня его старинный бог Перун. — Вольга осмелел, пролез в кусты и встал над идолом. Могучее когда-то дерево почернело, а вода и жуки во многих местах источили его за минувшие годы. Нет больше мудрых волхвов,[40]мазавших лик Перуна жиром и кровью жертв. Отвергнутый теми, кого не так давно еще вдохновлял на ратные подвиги, Перун теперь гнил в сыром полумраке, а пройдет время, и люди совсем забудут его, только и останется одно название оврага…

Вольга вернулся к роднику утолить невыносимую уже жажду. После воды в желудке на время пропала голодная резь. Он вытянул усталые ноги и расслабился. И тут над головой нежданно грохнуло! Вольга вскочил, прислушался. Не почудилось ли? По правде ли гроза собирается? Последние дни так нещадно палило над степью солнце! Но нет, не обманул его гром! Вот упали на листья первые редкие капли — словно дозорные близкого дождевого войска, которых выслали впереди себя тучи сообщить людям о своем скором приходе!

Вольга вскинул голову к небу, а полнеба там, за ирпеньским лугом, уже за тучей не видно. Темень какая! Обрадовался несказанно: ко времени гроза! В дождь ни один печенежский костер гореть не будет, и дозорные укроются в кибитках! Вольга полез на кручу. Успеть бы приметить, куда находники денут его друзей? Не взяли бы в кибитки. Но зачем им чужаки в кибитках? Не жалели их прежде, плетьми секли, коней чистить заставляли по всем дням!

У края оврага Вольга присел под кустом шиповника, огляделся. Небо над Белгородом тоже потемнело, но туда, дальше над Днепром, оно все еще голубое и теплое. Вольга тихо засмеялся:

— Ага! Засуетились, находники! Не любо вам мокнуть!

Печенеги ловили коней, привязывали их к кибиткам, путали им ноги, чтобы не ушли далеко, напуганные громом и сверканием молнии. Вольга видел, как подошел низкорослый печенег к полоненным отрокам, как проверил веревку, надежно ли завязано, а потом вдруг замахнулся на них плетью. Отроки, связанные по ногам и рукам, спасаясь от побоев, закатились под кибитку и там замерли, прижавшись друг к другу.

А по заирпеньскому лугу уже быстро шла косая и плотная стена дождя. Гнулась к земле трава. Печенежские кони приседали под громовыми раскатами и ударами упругой водяной струи, а затем их и вовсе не стало видно. Ливень хлестнул по камышам на том берегу, взбаламутил, выхлестал речную поверхность, а потом лихо взбежал на правобережный откос и в дебрях Перунова оврага зашумел листвой.

Вольга стиснул веки, ладонями укрыл голову, а тело напряглось в ожидании холодного и мокрого удара в спину. И ливень окатил его тысячью крупных и теплых капель.

Вражий стан утонул во мраке неистового дождя. Вольга вскочил и бросился вперед, через поляну с редкими кустами багульника. Он не думал, что и сам может попасть в полон, что и его могут изловить и связать накрепко. Он спешил вызволить друзей. У тонкой березки Вольга упал на мокрую траву — до кибитки было рукой подать! Пополз, а в душе хлестали волны счастливого ожидания — удастся ли? А вдруг и сам разделит с ними нелегкую участь рабов, проданных за море на рынках Корсуни или далекого Царьграда?

В темноте — да и глаза заливало дождем! — едва не ударился головой о большое деревянное колесо, потом нащупал веревку и легонько потянул ее на себя.

— Вольга-а, — прошептал Боян, не веря увиденному, а глаза — во все лицо, и губы растянулись от удивления и радости.

— Тс-с-с! — чуть слышно предупредил Вольга и сделал предостерегающий жест рукой: над ними в кибитке бубнили и возились печенеги. Вдруг чья-то нога в грубом кожаном сапоге свесилась через край — у Вольги сердце едва не оборвалось — попала под струю дождя и так же неожиданно метнулась вверх и исчезла, а в кибитке послышался смех и хлопки ладонью о что-то мягкое.