Щит земли русской - Владимир Буртовой

Михайло и Янко поспешили к стене. Навстречу им, будто осенние листья, гонимые безжалостным ураганом, вливались в ворота шумные и напуганные людские толпы. Бежали пешие, кто с чем. Скакали конные — и один, и двое на коне. Ехали ратаи в телегах со скарбом — эти жили поближе к крепости, — ехали и впусте, только с детьми да женами. У коих к телегам привязана веревкой говяда[33]или овца, редко у кого второй конь, таких совсем мало.

Навстречу Михайло метнулась убогая Агафья: глаза безумные, между людей кого-то высматривают.

— Люди! Могуту кто видел? Не встречался ли вам где Могута?

Ответить ей не успели, сама поняла, что кузнец не видел ее мужа. Ящерицей юркнула в людскую гущу, к воротам, навстречу бегущим со степи. И донесся до Михайлы ее детски-радостный крик:

— Могу-ута! Ты жив!

Поднялись на вал, потом взошли вверх по ступенькам деревянной лестницы на помост стены и вдоль частокола прошли к угловой башне, откуда видны были южная степь и подход к Белгороду вдоль пологого склона к Ирпень-реке. Мимо прошел воевода Радко: волнистая борода расчесана аккуратно, только полные щеки белы от волнения. Мало сил теперь в Киеве, чтобы выступить навстречу Тимарю, а в Белгороде у него и того меньше. Самим не отбиться будет, если Славич, минуя крепость, уйдет в Киев. С чем тогда встретит находников он, белгородский воевода?

Обрадовался, когда увидел заставу Славича на подходе, и в мертвом безмолвии смотрел на короткий, как удар молнии, бой русичей близ берега Ирпень-реки.

— О Славич! — только и выдохнул сквозь стиснутые зубы воевода, вцепившись закаменевшими руками в заостренные верхи бревен. Михайло, понимая воеводу и сочувствуя ему, осторожно перевел дыхание, шевельнул плечами: под кольчугой к потному телу прилипло платно. И в сече не был, а так взмок!

Подошел бондарь Сайга: поверх рабочего платна, испачканного светло-желтой смолой, надета просторная, видно c чужого плеча, кольчуга. Длинные рыжие волосы перехвачены белой неширокой тесьмой, а в руках, покрытых следами старых ссадин, большой лук. Иного оружия бондарь не знал, но из лука стрелы в цель слал отменно.

От Киевских ворот крепости нежданно, а потому и радостно пронеслась по белгородским стенам добрая весть:

— Идет! Дружина из Киева к нам в помощь идет!

— Велика ли? — кричали те, кому не было видно Киевских ворот и входящих дружинников. И тянулись люди, пытаясь посмотреть с западной стороны на другой край Белгорода. Но дорогу на Киев за восточным частоколом не увидеть, а ворота заслонены теремами и церковью. В просветах между высокими постройками мелькали поднятые вверх копья.

— Где воевода Радко? — пополз по стене спрос. По помосту поспешно шел дружинник. Михайло до сего дня его не видел, а когда киевлянин приблизился, разглядел чистое лицо, густые русые усы, которые дотянулись уже до короткой курчавой бороды. Широкая грудь дружинника укрыта поверх кольчуги железными нагрудниками, и они легко позвякивали при каждом его шаге.

Подошел киевлянин и поклонился воеводе, тихо сказал:

— Здоров будь, воевода Радко, — а на лице и в голосе — скорбь.

— Здоров будь и ты, Вешняк, — ответил воевода.

Тепло засветились его суровые глаза.

— Послал меня воевода Волчий Хвост, едва в Киеве увидели дым сигнальных костров. Убоялся Волчий Хвост, что застава Славича может сгибнуть у брода, пустил меня и полтораста дружинников в помощь тебе дал. А больше послать не мог — за Киев страшится. Вошла застава в город?

— Вошла… да без Славича и многих дружинников, — раздался за спиной Михайлы знакомый, хрипловатый голос. Обернулся Михайло — Ярый идет, тяжело дышит: сказалась долгая скачка, утомила старого воина. Ярый поклонился воеводе.

— Прими и нас, воевода Радко, под свою руку. Так Славич повелел сказать, меня с заставой отсылая… — Ярый не договорил, слова застряли за плотно сжатыми, бескровными губами.

А печенеги уже под стенами. Впереди всех на гнедом коне Михайло приметил статного всадника. Высокая меховая шапка украшена пучком длинных белых волос. Над круглым щитом видна черная, орущая, дыра рта. Но вдруг со стены ему в грудь ударила белохвостая стрела, даже щитом не успел прикрыться. Всадник выронил щит и, хватнув воздух, завалился назад. Норовистый конь взбрыкнул, сбрасывая мертвое тело, и поскакал один вдоль глубокого рва, мотая над травой пустыми стременами. Сайга торопливо тянул из колчана вторую стрелу, но печенеги, будто опомнясь, пошли вдоль белгородских стен, огибая крепость.

— Неужто на Киев уйдут? — спросил сам себя Михайло, провожая взглядом голову печенежского войска до левой башни. Но клубы пыли пересекли дорогу, что идет в сторону Киева, и двинулись вокруг крепости к Перунову оврагу.

— Обступить нас хотят, — проговорил с хрипотцой в горле бондарь Сайга.

— Сколь их нечистая сила нагнала на Русь, — сокрушался Михайло. Он опустил к ноге ненужную пока сулицу[34]— не приблизились находники, устрашились глубокого рва да высокого вала. И еще, наверно, густой ряд копий на стене смутил их. Встали на расстоянии, чуть поболе перелета стрелы, табунятся на месте.

Рядом с Михайлой оказался ратай Антип. Не один пришел. Вон их сколь перемешалось с дружинниками. Кто с чем в руках, иной и с простыми вилами-тройчатками. У Антипа — топор на длинной рукояти.

Михайло знал ратая, ковал ему прошлым летом железный наральник. Да и кто из ратаев при нужде не стучался в дом кузнеца? Янко, завидев ратая Антипа, покрылся легким румянцем, отвернулся лицом к степи, радуясь, что спаслась от печенегов семья Антипа. Михайло знал, что сыну приглянулась старшая дочь ратая, черноглазая и насмешливая Ждана. Видел тот ее на игрищах купальских в Белгороде — с той поры и начал Михайло вено готовить, Янку о том не говоря ни слова.

— Спас тебя бог, ратай Антип. Утек ты от печенегов.

— Бог спас, то так, кузнец Михайло, — отозвался негромко Антип. — Кабы не Славичева застава, быть бы нам в рабстве.

Михайло посторонился, уступая место Антипу у частокола, сказал:

— Великий подвиг совершили дружинники, собой крепость прикрыли. Видел, как закуп Могута жену Славича Любаву едва успел со стены снять? К мертвому живая хотела уйти. Не повредилась бы разумом с горя, о том боюсь. Сына малого сиротой вовсе оставит.

— Горя нам теперь на всех хватит.

— Да, друже Антип, — согласился Михайло, — чем-то кончится для нас набег печенежский? Туга[35]немалая ждет и горожан, и пришлых с поля. Есть-пить всем надо. Из Киева помочи не ждать нам скоро. А люду в крепости укрылось тьма, смотри, места свободного совсем мало на улицах.