ДНК миллиардера. Естественная история богатых - Ричард Коннифф

Старая гвардия идет

На протяжении своей эволюции люди всегда были охотниками-собирателями, причем неспециализированными (generalized) охотниками-собирателями: мы жили небольшими племенами и бродили по земле в поисках сезонной пищи, примерно как стая бабуинов путешествует от хурмы к фиговому дереву и обратно.

У старой гвардии неспециализированных охотников-собирателей, видимо, было эгалитарное общественное устройство, основанное на совместном использовании ресурсов. Это не означает, что они были невинными дикарями. Они, без сомнения, боролись за высокое положение и статус. Даже в самых мрачных из таких племен должны были быть те, кого Хейден называет «людьми с крайне эгоистичными особенностями характера», которые всегда стремились к чему-то лучшему, как Виктор Кожены, выросший в унылой Праге под сенью Варшавского договора. Однако у неспециализированных охотников-собирателей не было ни настоящих сокровищ, которые можно было бы накапливать, ни хороших способов накопления. Таскать с собой шкатулку с драгоценностями от места охоты к ягодной поляне было бы чрезвычайно непрактично. Тогда еще не ощущался даже слабый аромат Romanee-Conti, и мысль о том, чтобы запереть его на десять лет в подвале для выдержки, вызвала бы резкое неприятие.

Ситуация начала меняться с появлением специализированных охотников-собирателей примерно 25 тысяч лет назад. Люди этого нового сорта научились добывать в большем количестве растения и животных благодаря таким изобретениям, как плетеная корзина, сеть, гарпун, силок, лук, жернов и рыболовный крючок. Специализированные охотники-собиратели могли гораздо дольше жить на одном месте и поддерживать более высокую численность населения, что привело к созданию более сложной социальной иерархии. Они изменили взгляд на свое место в мире, стали запасать пищу и накапливать богатство, что явилось революционным моментом в истории приматов.

Создание запасов

Накопление запасов – сравнительно распространенное поведение среди других групп животных. Медоносные пчелы и муравьи усердно трудятся, запасая излишки пищи, и мы приводим их в пример детям, чтобы убедить тех в нравственной ценности труда, накопления денег и карьерного роста. Однако муравьи – коммунисты. Их накопительство носит четко эгалитарный характер. Практика сельского хозяйства, также существующая в мире муравьев, сама по себе не отменяет этого. Так, муравьи-листорезы – прекрасные фермеры. Они собирают листья в тропической сельве, относят их в муравейник и используют для выращивания и последующей сборки съедобной плесени. Но, как и другие муравьи, они отрыгивают пищу во рты своих соседей, пока все не окажутся одинаково сыты. Так что пример муравьев, пожалуй, сильно отличается от модели накопления богатства, существующей среди людей. В Древнем Риме богатые завсегдатаи вечеринок действительно напивались и обжирались, а затем изрыгивали поглощенное, чтобы освободить место для следующих блюд, однако нет никаких свидетельств того, что они использовали других гостей в качестве плевательниц.

Чтобы понять наше собственное накопительское поведение, нам лучше обратиться к белкам, бурундукам и прочим видам, особи которых запасают пищу для личного потребления. Как и богатые люди, эти особи часто запасают гораздо больше, чем им может потребоваться. Европейский крот, охарактеризованный одним автором как «буйный деревенский социопат», даже хранит в своей кладовой живых животных. Он прищипывает передний конец земляного червя, что приводит того в состояние комы, затем утаскивает червя в нору, завязывает его в узел и прячет в небольшое углубление в стене туннеля своего гнезда. В богатой норе одного крота биолог обнаружил 1280 живых червей, весивших вместе свыше четырех фунтов. Словно знаток, спускающийся в подвал за арманьяком 1900 года, запасливый крот может выбрать аппетитного червячка и славно закусить им, скрасив унылый зимний вечер. Однако в животном мире безоглядное накопительство может, в конце концов, быть вопросом жизни и смерти. Обитающие на Аляске белки ежегодно прячут про запас до 16 тысяч еловых шишек, и им может понадобиться несколько годовых запасов, чтобы пережить суровую зиму.

Склонность делиться?

Недостаток всех этих примеров в том, что они не охватывают приматов, поскольку ни один другой примат на Земле не делает ничего хотя бы отдаленно напоминающего накопление запасов. На воле обезьяны, в том числе человекообразные, иногда пытаются спрятать лакомый кусочек или проглотить его, пока никто не заметил. Но это дурной тон, приятель. Семена и фрукты, составляющие их обычное меню, чаще всего имеются в изобилии и распространены довольно широко. Даже когда шимпанзе охотятся, что весьма опасно для них, успешные охотники, как правило, издают характерный крик, чтобы привлечь других шимпанзе. Охотники приносят добычу в место, где образуется группа кормящихся, а остальные шимпанзе собираются вокруг, выпрашивая объедки.

Охотники-собиратели (люди) делают примерно то же самое. Американский антрополог и приматолог Кэтрин Милтон, изучавшая индейцев в бразильских тропических лесах, пишет: «Отдельные люди не создают запасы… Ни один охотник, которому посчастливилось убить большого зверя, не претендует на то, что вся добытая им пища принадлежит только ему или его семье». Большая добыча – это событие для всего племени, которое собирается на пир этакой группой кормящихся. Для шимпанзе и охотников-собирателей дележ еды – это способ обрести и сохранить собственный статус. Так, в ходе одного исследования шимпанзе в горах Танзании альфа-самец по кличке Нтологи мастерски «подкупал» кормящуюся группу. Нтологи обычно угощал самок, влиятельных старших самцов, а также безобидных самцов среднего статуса; он редко тратил силы на подростков и никогда не приглашал бета-самца – своего главного соперника. Франс де Вааль пишет: «Нтологи пребывал на вершине обезьяньего сообщества исключительно долго – более десяти лет. Возможно, отчасти секрет заключался в том, как он распределял мясо». Иногда Нтологи просто вцеплялся в скелет, позволяя остальным откусывать мясо, и не пытался оставить что-либо себе, еще больше укрепляя собственный престиж таким явным альтруизмом. Интересно, что братья Ротшильды использовали примерно такую же стратегию, когда устраивали щедрые развлечения в первой половине XIX века: они предлагали гостям лучшие блюда французской кухни, пишет Нил Фергюсон в своей исторической работе «Дом Ротшильда», «но сами никогда не притрагивались к ним».

Как для людей, так и для шимпанзе благодарность за угощение может носить политический, экономический и (нередко) сексуальный характер. Например, в одной культуре охотников-собирателей Парагвая дележ добычи, кажется, помогал успешным охотникам получать непропорционально много внебрачного секса. Женщины-антропологи, изучавшие эту культуру, предположили, что женщины занимаются сексом с удачливыми охотниками, чтобы удержать их в группе. Однако идея секса ради блага группы звучит как-то фальшиво. Возможно, щедрость просто делала успешного охотника более привлекательным.

Дополнительно к уже перечисленным стимулам, побуждающим делиться пищей, есть еще один: не делиться ею может быть просто опасно. Общества охотников-собирателей всегда были склонны убивать, изгонять или как-то иначе подавлять своих оставшихся в безвестности Кожены.