Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - Темби Лок

– Как он? – спросила она меня на итальянском, единственно доступном нам обеим языке.

– Я взяла ему кое-что поесть. – Я остановилась, чтобы прислониться к стене.

Это был ответ без ответа. Но я была хорошо знакома с силой воображения. И потому дала ей возможность представить себе, как я кормлю ее сына. Это означало, что он был в состоянии, достаточно хорошем для того, чтобы есть.

Она говорила ему, что ей снились сны, в которых к ней приходила Матерь Божья, чтобы сказать, что ее сына зовут домой.

– Что говорят врачи?

– Они наблюдают. Они хотят посмотреть, насколько хорошо будет восстанавливаться его печень. – Я оторвалась от стены и продолжила идти к палате Саро. – Пожалуйста, скажите мне, что Франка приедет. – Франка была родной и единственной сестрой Саро. Никогда за все двадцать лет нашего супружества она не приезжала к нам в Штаты.

– Она приедет.

Когда я вошла в его палату, по телевизору над кроватью показывали «Славных парней». Школьная фотография Зоэлы в красной рамке стояла рядом на тумбочке. В уставе больницы был прописан пункт о том, что дети младше двенадцати лет не имели права пройти дальше границы больничного холла. Это было бессердечным и возмутительным. Единственный раз за все это время у меня получилось спустить Саро вниз к дочери на кресле-каталке. Им пришлось обниматься в общем холле у всех на глазах под звуки работающей кофе-машины «Старбакса» и песни «Rocket man», исполняемой на детском рояле. Первое, что она у него спросила, – почему он в платье. Второе – можно ли посидеть у него на коленях. Первый вопрос меня рассмешил, а второй – заставил расплакаться. Когда они расстались спустя пятнадцать минут, я знала, что у него может не быть еще одного шанса увидеться с дочерью, если я не найду способ провести ее к нему в палату.

Дни превратились в неделю, и я узнала, как вместе с дочерью проскользнуть в больницу, чтобы она смогла увидеть своего умирающего отца. Когда она зашла в палату, то тут же скинула свои балетки и забралась к нему на кровать.

– Баббо, давай я расскажу тебе историю про волка, который любил мороженое, – это я ее сочинила.

Я наблюдала за ними, сидящими на кровати, оба светились от радости встречи, а мне хотелось забрать всех нас отсюда. Я хотела задержать нежность этого момента навсегда. Но все только продолжало ускоряться. Конец жизни сначала идет медленно, затем быстро, а затем снова замедляется. Мы играли в больничную игру «ожидание».

Потом к Саро пришла заведующая отделением. Я на минуту вышла, а когда вернулась – застала их посреди беседы.

– Единственным вариантом осталась трансплантация печени, – сказала она.

Саро отвел глаза в сторону, а затем снова посмотрел на нее.

– Мне так не кажется. Оставьте ее для того, кому она на самом деле нужна, – ответил он. Его кожа была болезненно-желтушного цвета.

Я почувствовала, как земля ушла у меня из-под ног, и мне пришлось опереться на больничную койку, чтобы не упасть. Единственный оставшийся вариант не был вариантом вовсе. Прежде чем я успела все осознать, она направилась к выходу из палаты, собираясь продолжить обход. Мне понадобилось несколько то ли секунд, то ли минут, чтобы полностью понять, что ее больше нет в комнате, пока до меня доходил смысл произошедшего.

Я отпустила поручень кровати Саро и бросилась вслед за ней по коридору, ускоряя шаг, чтобы догнать ее у одного из докторов, или пациентов, или с кем там она была. Мои ботинки торопливо стучали по мраморному полу до тех пор, пока я не поймала ее в коридоре.

– Что конкретно вы сказали? – Когда я увидела, что она отводит от меня взгляд, вся остававшаяся у меня надежда на то, что его состояние улучшится или хотя бы стабилизируется, исчезла. Она все сказала, не произнеся ни слова. И все же мне нужно было это услышать. Звук собственного голоса испугал меня, когда я спросила:

– Он умирает?

Она глянула вверх, затем опять опустила глаза в пол. Затем кивнула.

И потом. Медленно. Наконец.

– Да, он умирает.

Вы никогда не будете готовы к этим словам, не имеет значения, насколько тяжелой и длительной была болезнь. Часть меня разлетелась на куски в этот миг.

– И если ничего больше нельзя сделать… в таком случае сколько времени? – Мне нужно было знать.

– Две недели, возможно, две или три. В лучшем случае.

– Как это будет происходить? Ему будет больно? – С каждым вопросом, который формировался у меня на губах, я пододвигала себя все ближе и ближе к миру без Саро, ближе к вдовству.

– Отказ печени – довольно безболезненный вариант смерти. Ему не будет больно, он будет чувствовать только усталость, с каждым разом все больше, до тех пор, пока не уйдет.

Это было первый раз, когда упоминание о его смерти было произнесено вслух: Саро умирает. Я услышала это там, на мраморном полу одной из лучших больниц с дорогим интерьером и катящейся мимо тележкой с больничным обедом.

Я вернулась к нему в палату, где он уже засыпал. Склонилась над ним, спящим, поцеловала его в лоб и, полная решимости, дала новое, пылкое обещание: «Наша история не закончится здесь, в больнице. Я собираюсь вытащить тебя отсюда».

Я направилась в холл, а там – к стойке медсестер. Что я делаю? Я должна забрать его домой.

– Пожалуйста, передайте лечащему врачу, что мы хотим паллиативное лечение, – сказала я дежурной медсестре. Она видела мое отчаяние.

– Хорошо, я передам ему вашу просьбу. Он должен будет подписать распоряжение. – То, как это было сказано, не добавило мне ни капли уверенности.

В какой-то момент времени между реанимацией и разговором о пересадке печени в Штаты из Сицилии прилетела Франка со своим мужем Косимо. Саро не мог дождаться, когда наконец увидит сестру. Когда она показалась, было заметно, что она не была готова увидеть брата таким немощным, с таким затрудненным дыханием. Моя стоическая золовка открыто зарыдала, едва взглянув на него. Она говорила с ним на его родном языке, и я знала, что это было бальзамом для его души. А она знала, что дает ему чувство умиротворения. Он смог лично с ней попрощаться, подержать ее за руку, посмотреть ей в лицо.

Когда Франка сидела с Саро в больнице, она заставляла его улыбаться, вспоминая детство на Сицилии. Она привезла ему чечевицу, которую приготовила на нашей кухне и положила в стеклянную банку. Отодвинув в сторону больничную еду, она разложила на обеденном подносе