На трудных дорогах войны. Подвиг Одессы - Константин Деревянко

В Европе в океанах, на морях и в воздухе шла война. И ее надо было изучать – извлекать опыт и полезное брать на вооружение. Для этого мы использовали многочисленные источники информации. В боевой деятельности флотов воюющих сторон допускались ошибки, и мы, моряки, подвергали их критическому разбору, осмысливали их теоретическую основу. При этом не забывали, что сама по себе критика не принесет нам побед на крыльях. Мы стремились учиться на чужих ошибках, хотя, может, не всегда прилежно. Сравнивая, видели и понимали преимущества нашей военной теории. Однако старались не сводить дело к декларациям, памятуя, что нерадением и неумением все наши преимущества в теории и практике, во всем военном деле можно свести к нулю, что они могут остаться нереализованными потенциальными возможностями, созданными усилиями ученых, рабочего класса, советского народа под руководством нашей партии. Поэтому мы отдавали себе отчет в том, что нужно не пассивно ожидать благ от пороков чужой теории, а искусно реализовать все наши возможности, чтобы добиться успехов в борьбе с врагом. И Главморштаб создал Наставление по ведению морских операций.

Было бы неверным умолчать и о наших ошибках и просчетах. Не успели создать десантные корабли и построили мало тральщиков. У нас не было радио– и гидролокаторов и магнитных тралов. На кораблях отсутствовали магнитные пояса против магнитных мин. И мы за это расплачивались потерями. На совместных занятиях руководящего состава Одесского военного округа и Одесской базы, проходивших в начале июня 1941 года, мы услышали много нового. В ходе учебы состоялась поездка в части для ознакомления с авиацией и вооружением стрелковых дивизий.

На Кишиневском и других аэродромах мы не стали смотреть старые самолеты СБ и И-16, хотя они составляли основную массу авиапарка. Нас потянуло к только что поступившим с заводов новым машинам – пикирующему бомбардировщику Пе-2 и штурмовику Ил-2. От них веяло мощью. Но их было мало – процентов десять. Истребитель МиГ-3 развивал огромнейшую скорость – более 600 километров. В мире таких не было. Но он без пушек, а пулеметами трудно вести борьбу против современного самолета

Нам показали танк Т-34. Гениальное творение, мировой шедевр танкостроения. С блеском прошла всю войну «тридцатьчетверка». Но пока в округе их всего шестьдесят. Основой парка был устаревший Т-26.

Пистолет-пулемет Дегтярева (ППД) мы посмотрели в стрельбе. Его барабанный магазин вмещал 71 патрон. Но пока такого оружия мало.

Артиллерия по-прежнему была на высоте. В 1937–1939 годах были созданы пушки и гаубицы разных калибров. Они хороши. Но испытывался недостаток в противотанковой артиллерии.

Подводя итоги ознакомительной поездки, можно было прийти к выводу, что наша армия переживает огромную и сложную перестройку. В ней идет бурный процесс военно-технического переоснащения, обучения воинов и становления командного и политического состава. Начинают мужать кадры, недавно выдвинутые на высокие посты.

Было очевидно, что делаются полезные выводы из опыта войны и войсковой практики. Та техника, за которую взялись в 1937–1938 годах, главным образом артиллерия, уже заканчивалась обновлением, а за которую взялись с задержкой, в 1939–1940 годах, – самолеты, танки, автоматы – только начинала обновляться. Было видно, что с ней торопятся, обстановка подхлестывает.

После войны Маршал Советского Союза А.А. Гречко напишет: «История учит, что планирование и темпы работы военного производства должны четко, научно обоснованно координироваться с задачами и сроками приведения в боеготовность армии, с учетом развития международных событий и степенью угрозы империалистической агрессии. Закономерный и, мы сказали бы, бесконечный процесс постоянного совершенствования оружия, военной техники, замены старого вооружения новым, который постоянно убыстряется, также должен быть согласован с развитием обстановки, военной политикой и стратегией государства. Перед минувшей войной принятие на вооружение новых образцов военной техники протекало медленно»[9].

30-е годы характеризовались бурным развитием советской военной теории. Могучие умы советской военной науки – М.Н. Тухачевский, В.К. Триандафилов, А.И. Егоров, И.П. Уборевич, Р.П. Эйдеман, Б.М. Шапошников, И.С. Исаков, К.Б. Калиновский, А.Н. Лапчинский – выдвинули целый ряд теоретических положений, являвшихся вершиной военной мысли того времени. Под руководством талантливого полководца Тухачевского был издан в 1936 году Полевой устав – ПУ-36, в котором было записано много ценных положений и важных требований, и среди них главное: Красная Армия должна быть готова ответить молниеносным ударом на внезапное нападение врага.

На флоте досконально изучали этот устав и руководствовались основными его положениями. Еще более совершенным должен был стать ПУЛЕ Как раз в это время Центральный комитет партии подверг критике тезис «легких побед». Поэтому в уставе не было отражено бытовавшее тогда положение о достижении победы «малой кровью». Оставался в силе девиз: на внезапное нападение ответить молниеносным мощным контрударом с добиванием врага на его территории. Но любой крылатый девиз нуждается в организационном и материальном подкреплении.

Военно-теоретические установки 30-х годов, сформулированные видными в то время военачальниками и военными учеными, способствовали развитию советской военной теории, выработке у военных кадров передовых взглядов на ведение вооруженной борьбы и облегчали написание уставных документов, в частности Наставления по ведению операций, но этого сделано не было.

Война подтвердила верность многих положений нашей военной теории. Исследования и опыт военного и послевоенного времени приводили к выводу, что подготовленная по всем правилам военного искусства оборона с глубокоэшелонированной, многополосной, траншейной системой, заполненной войсками, содержащимися в высокой готовности, исключает тезис о фатальных и абсолютных преимуществах нападающего внезапно, дающих ему якобы неотразимое превосходство для гарантированного прорыва позиций обороняющегося и последующего его разгрома. Но теории обороны уделялось мало внимания.

Мне так сдается, что мы недостаточно глубоко провели анализ (а может, на это и не хватило времени) немецкой морской операции по захвату Норвегии и Критской воздушной операции. Поэтому считалось, что немцам многое под силу. Норвегия и Крит относительно легко дались немцам, и это породило много легенд и мифов.

Истекал второй год со дня заключения с Германией договора о ненападении. Наше правительство строго соблюдало договор, но и не забывало, с кем имеет дело, ибо была и другая мера чести. Нет, поначалу ничто не тревожило. Шла торговля, немецкие суда в большом количестве посещали наши порты. Нам даже были проданы крейсер «Лютцов» и некоторые образцы боевых самолетов. На немецкие авиационные, танковые, морские заводы были допущены наши военные делегации: «Смотрите наше оружие – от вас нет секретов». Может быть, было желание попугать нас боевой техникой, чтобы сговорчивее были? А может, это был камуфляж для прикрытия истинных целей? Искусная политика должна была в этом уверенно ориентироваться. Наша бдительность должна быть на высоте. К тому вынуждала обстановка.