На трудных дорогах войны. Подвиг Одессы - Константин Деревянко

– Читайте. – И Жуков вручил мне телеграмму начальника штаба флота Елисеева: «В двухдневный срок закончить план прикрытия границы, составленный со штабом округа, и представить Военному совету флота; указания округу Генштаб дал».

– Вы его составляли – вам его и заканчивать, – приказал мне Жуков. – Вас ждут в штабе округа, звонил Захаров.

Ветошникова я застал в сборах.

– В Тирасполь? – спросил я.

– Нет. Туда выехал оперотдел во главе с моим заместителем майором Филипповым, а я – в Москву. Вызывают в Генштаб с Планом прикрытия границы. Наш совместный план по обороне морского побережья приказано направить Военному совету флота на утверждение, и, видимо, вам придется сопровождать нашего представителя.

Черевиченко и Жуков приняли совместное решение: направить в Севастополь заместителя командующего округом генерал-лейтенанта Н.Е. Чибисова и капитана 3-го ранга К.И. Деревянко с совместным Планом прикрытия границы для рассмотрения его на Военном совете флота.

Суббота 21 июня 1941 года. Флот уже двое суток в повышенной готовности. Но мы, моряки, понимали, что, в какой бы готовности ни находился флот, судьбу Родины решают сухопутные войска.

Скоро наше отплытие. Сборы у меня короткие, прощаться не с кем. Семья в Севастополе, на похоронах, – скоропостижно скончалась сестра жены Вера Ивановна Дубовская, мой друг и товарищ 20-х годов по армавирскому комсомолу.

В тяжелых раздумьях покидал я Одессу: наши оперативные планы на пути в Москву и Севастополь. Командование округом в движении на КП, флот в готовности… А по войскам никаких указаний.

Надо быть на пристани в час отхода одесского экспресса-теплохода по Крымско-Кавказской линии, чтобы полюбоваться редкостным зрелищем. Каждый отход теплохода – праздник. А сегодня – суббота, вечер. Масса провожающих. Разноцветье платьев, букеты цветов. Люди в приподнятом настроении: одни в предвкушении приятного плавания, другие – дня отдыха. Безбрежное веселье и по-одесски шумные, крикливые разговоры с особой, присущей только одесситам, интонацией. И конечно же, в этот час никто не хотел думать о войне.

Было бы нечестно по прошествии десятков лет распространяться, что я или мои начальники предсказывали ее начало. Не было таких провидцев ни в низах, ни в верхах. Но никто из тех, кто служил у границы, кто знал обстановку, пережил лето сорок первого и видел, на себе испытал, как начиналась война, не откажется и сейчас от того чувства ожидания удара, которое тогда владело нами в последние мирные дни.

Нет-нет, только не сегодня. Сегодня мы не хотели войны, поэтому и не ждали ее сегодняшней ночью. Мы хотели отодвинуть этот день. Все говорило за то, что война будет. Но только пусть не теперь. Ведь мы еще не все сделали и в перевооружении, и в уточнении замыслов врага, и в готовности. Так я думал.

А еще… Совсем недавно мне казалось – это мои личные раздумья и я их никому не навязываю, – что Сталин контролирует положение. Возможно, он еще скажет свое решающее слово. Может, в его силах отсрочить войну своими, непостижимыми для моего ума, путями, только ему одному подвластными. Ведь он многое может. Мы верили в его большие возможности искусного политика. И наверное же, с помощью этой веры некоторые из нас, в том числе и я, назначали про себя выгодные для нас сроки возможной войны. Лично я не ожидал нападения Германии в июне 41-го. Ведь мы поэтому и в Севастополь следовали, что решали за противника по-своему.

Что это – так устроен человек? Тогда он плохо устроен. Если на душе тревожно сегодня, то будь готов к удару на завтра. Я так думал тогда: если я не жду сегодня нападения, то почему эти развеселые и экспансивные одесситы должны терзать себя думами о войне вообще? К тому же неделю назад они с облегчением прочитали Сообщение ТАСС: все, что они до этого слышали тревожного, – провокация. Германия не собирается нападать на нас. Теперь без тревог можно плыть по самой красивой в мире прибрежной линии вдоль Крыма и Кавказа, от красавицы Одессы до субтропических Сухуми и Батуми. От одной мысли перехватывало дыхание. Тогда на прощально-поцелуйном причале я стоял поодаль и с грустью – и не только потому, что наша семья в глубоком трауре, – наблюдал эту веселую безмятежность людей, искренне веривших в свое мирное бескрайнее счастье. А отсчет его сроков уже шел на часы и минуты. До первых залпов зенитной артиллерии Черноморского флота оставалось семь часов.

Генерал Никандр Евлампиевич Чибисов подъехал ко второму гудку теплохода. В сопровождении охраны мы поднялись на борт теплохода «Армения» в каюту-люкс генерала. По просьбе Чибисова я познакомил его с флотской системой оперативных готовностей и проведенными мероприятиями по ОГ-2.

– Интересная система готовностей, – заметил он. – А нарком Кузнецов, видать, дальновидный человек. Понимая реальную угрозу нам, принял важное решение о повышении готовности флотов.

Утро 22 июня. Стоим на якоре у Евпатории. Прибыли новые пассажиры. Через иллюминатор моей каюты, выходивший на прогулочную палубу, слышу обрывочные слова: «…бомбили… Севастополь…» Неведомой силой вынесло меня на палубу. А там масса людей и стоит необычная для путешествующих тишина. Пассажиры сгрудились и слушают пожилого, в очках, мужчину: «Сегодня ночью немецкие самолеты бомбили Севастополь, имеются убитые и разрушения». В безмолвии и растерянности пассажиры осмысливают услышанное. А человек в очках, мне показалось, почувствовал себя виноватым, что оглушил людей страшной вестью. Да, это – война.

Я поспешил к Чибисову. Выслушав меня, он ответил: «Вот и закончилась наша миссия». Вошел взволнованный капитан судна В.Я. Плаушевский:

– Я получил радиограмму из пароходства следовать в Ялту, так как вход в Севастополь закрыт. Имею сведения, что его бомбили немцы. Вы старшие из военных. Что бы вы посоветовали для обеспечения безопасности плавания в этой ситуации?

– Это по части товарища Деревянко, – ответил Чибисов.

Я не заставил себя ждать.

– Немедленно сняться с якоря и следовать по назначению, обойдя район Севастополя по большим глубинам, так как он может быть заминирован. Выйти к Алупке и следовать вплотную к берегу до Ялты. Установить наблюдение за воздухом и перископами подлодок. Остальное договорим на мостике.

Начали движение. И я посоветовал капитану скрытно от пассажиров провести аварийную тревогу и проверить состояние спасательных средств, дал рекомендации по уклонению от атак самолетов, подлодок и торпед.

В 12 часов по радио выступил заместитель председателя Совнаркома В.М. Молотов с сообщением о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз и призвал советских людей самоотверженно сражаться с фашистскими захватчиками. В Обращении говорилось, что эта война навязана нам не германским народом, а кликой фашистских правителей.

Да, мы, советские люди, – интернационалисты и никогда не отождествляли фашизм с прогрессивными немцами, которые сами стали жертвой гитлеризма. Однако историю не переделаешь. На наших глазах проходили политические события в Германии, начиная с голосования на парламентских выборах в 1932 году. Доверие подавляющего большинства немецкой нации было отдано нацистской партии.