Наш Витя - фрайер. Хождение за три моря и две жены - Инна Кошелева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, мы подошли к моей проблеме! Как правило… У меня всё не так. А я ведь веду речь не о славе, не о признании и богатстве, не о тех цацках, за какие продают душу Сатане. Мне всего-навсего хочется кормить своих детей делом, какое люблю и знаю. Как это делают тысячи людей… Может, в вашей небесной механике произошёл сбой?
Рав молчал. Замолчал и Виктор.
Тот миг замер и остался в нём навсегда. Как пчела в тягучем янтаре: влажные ноты вновь и вновь повторяемой «Баркаролы», перекличка арабов, выбеленные солнцем горы, кривое деревце божественной красоты.
— Ты родился в одном из этих месяцев: адар, нисан, тамуз, ав? — вдруг спросил Нафтали.
— 12 апреля.
— Так и есть, нисан по еврейскому календарю! Так я и думал! Только явившиеся на Землю в эти месяцы зависят от созвездий, остальных евреев Господин наш освободил от влияния звёзд. Ты знаешь, что значит на иврите «мазаль тов»?
— Естественно.
— Переведи.
— Желаю удачи. Счастья тебе.
— А дословно?
— Не знаю. Как-то не задумывался.
— Дословно: хорошего созвездия! «Мазаль» — созвездие. Если есть хорошее созвездие, значит, есть и плохое, так?
— Тогда?..
Рав печально улыбнулся:
— Космос нам не подвластен. — Снова задумался: — Впрочем, есть способы как бы скрыться от влияния планет… Имя менять нельзя. По имени ты записан в Тору. Но сменить фамилию…
— Я и там, в России, ничего не менял, ни отчества, ни пятого пункта. Я люблю отца…
— Да и не всегда перемена фамилии избавляет. — Рав думал тяжело, и Витя почти видел, как он перебирает в своей солнечной, рыжей голове варианты. — Если сцепились в твоей судьбе музыка и безденежье случайно… — продолжил он. — …Ты знаешь, бывают удивительно стойкие случайные совпадения. Есть люди, с которыми происходит повторение одного и того же. Я знал одного: стоило ему войти в дом, как звонил телефон. Есть игроки, которые всегда выигрывают… Есть те, что не знают удачи, никогда… Так вот, если у тебя не по Замыслу, а так… Тогда ещё можно выскочить. Ну, а если это Гиль-Гуль?
— ?!
И этого ты не знаешь? Ты не слышал о вкраплениях прошлого в настоящем? Ты живёшь не впервые, и где-то, когда-то, в одной из прошлых твоих жизней завязался узелок. Ты чей-то должник. В индийской традиции зовётся кармой.
Витя кивнул: слышал.
— От кармы не убежишь. Будешь возвращаться на Землю снова и снова. Это только изживается.
— Мне бы знать…
— Моих знаний не хватает, чтобы найти твоё имя, закодированное в Торе. Код открывает судьбу, но читать её могут лишь мудрецы, хахамы.
Неожиданно рав быстро, спортивно поднялся и принёс из дома на веранду лист бумаги и авторучку.
— Пиши о себе всё, как в анкете: имя, фамилия, когда родился. У моего учителя есть учитель, а у того учитель в Бней-Браке. Так вот, в Бней-Браке видит многое… Я попробую…
— Когда я узнаю?..
— У моей дочери, этой, — кивнул рав в сторону льющихся звуков, — свадьба через две недели. Ищу хорошего музыканта, она разбирается в этом. Сможешь играть?
— Да, — сказал Витенька и подумал было, что рав такой же халявщик, как Соня Эйнштейн и многие-многие другие на святой земле. Но, глянув в глаза Нафтали, искрящиеся весельем, отогнал от себя эту не лучшую из мыслей. И правильно сделал. Потому что рав спросил:
— Сколько будут стоить два часа?
— 400 шекелей.
Как начиналась та свадьба, Витенька не видел. Стояла ли красавица Эвлин со своим избранником под хупой? Может быть. А дальше всё продолжалось примерно как в Москве. Только вдоль длинного стола передавали из рук в руки не водку, а двухлитровые бутылки кока-колы.
Но веселились не меньше. Веселье было лёгким, как шипучие пузырьки в бокалах. И занималось веселье от невесты, невесомой, как пёрышко, как пух. Вот танцует она, закинув за рыжую голову длинные руки, вот летает по кругу в свадебном платье — сколько можно? Чтобы дать ей передохнуть, Витя заиграл Глена Миллера, что-то спокойное из «Серенады лунного света». Красивая музыка, не простая, можно бы и послушать, но Эвлин не остановилась. Она двигалась в такт, идеально отвечая изгибам мелодии движениями мальчишеских бёдер и плоского живота.
Свадьба кончалась, а Нафтали не вспомнил об их уговоре. До чужих ли судеб отцу, когда такая дочь покидает дом? Впрочем, и Витя обо всём забыл. Потому что играл он в тот вечер не «как бы», а с полной отдачей. Он отбросил все суеверные ограничения (всё равно надо что-то решать в принципе), музыка так музыка! И вспыхивал, зажигаясь от Эвлин, гасил себя добрым внимательным взглядом рава Нафтали, снова полыхал сильнее и сильнее.
Эвлин была музыкальна и загоралась от ритма мгновенно. В её послушании саксофону — поверх обстоятельств — было что-то пугающее. Не нужно слов, чтобы сказать самое непроизносимое, для того музыка и существует в этом мире. Мелодия и движение могут выразить всё, что бывает между женщиной и мужчиной… И, как недавно стрельчатые ресницы Доры, контраст белоснежного нейлона и смуглой детской кожи на плече Эвлин уязвил Витеньку и дал ему понять, что он взял от женщины не всё, что ему положено в этом мире, и что мука желания неизбывна и грозна.
И он поведал об этом Эвлин и остальным. Закрыв глаза, сыграл свой любимый блюз, где каждая нота взрывалась страстью, и всё покрывала печаль, Боже, как глубока бывает печаль несбывшегося!
Когда Витенька открыл глаза, он (в который раз!) встретил изучающий взгляд рава Нафтали.
Нафтали дал ему четыре сотенных.
— Ты играл… потрясающе. В следующий раз проси тысячу. Впрочем, ты стоишь большего.
Не пойму всё-таки, почему ты не можешь зарабатывать этой… трубой?
— И я не пойму… И хочу знать почему… На днях играл в религиозном квартале три часа для ортодоксов. Духота. Мужской круг. Кто-то выпал в обморок, его тихо вынесли и — дальше. Одна каденция, несколько повторяющихся нот до бесконечности. И барабан, отбивающий ритм. Барабанщик сжалился надо мной и дал вату заткнуть уши. Домой я вернулся глухой, с тремястами шекелями и распухшими губами. Я заработал на хлеб. На неделю… Музыкой?
— Ты знаешь, — сказал Нафтали, — в иврите два слова для двух разных профессий: «клейзмер» и «мусикай». Здесь ты работал как музыкант, но разве это обычно нужно танцующим? Им что попроще.
— А что клейзмером, что строителем-грузчиком — разница небольшая. И то, и то — не моё.
Рав, прикоснувшись к его плечу рукой, дал понять: присядем.
— Я разговаривал о тебе. Всё зависит не от созвездия — от тебя.
— Что я должен сделать?
— Никто не даст прямого ответа. Думай сам…. Над каждым из нас в небе — цепь наших корней. Один выше другого. Тебе для обретения гармонии надо начинать сверху, таков твой путь освобождения от этой сцепки безденежья и таланта. Размыкание может произойти лишь по законам духовности, ты должен сверху увидеть корни и ветви.